ВЕСТНИК ЕКАТЕРИНБУРГСКОЙ ДУХОВНОЙ СЕМИНАРИИ. 2021. № 36

Аннотация. В статье предпринимается попытка систематически рассмотреть образ Доброго Пастыря в контексте евангельской притчи о заблудшей овце на основе многочисленных памятников христианской письменности III–V вв. Образ пастуха был весьма распространен в Древнем мире. И не только в среде иудейского народа, но и среди язычников, на что указывают изображения на древних языческих саркофагах. Прообразы Доброго Пастыря присутствуют в Ветхом Завете, где истинным Царем своего народа является Сам Бог. Однако этот образ актуализируется в Новом Завете, где наиболее ярко он представлен в притче о заблудшей овце и Добром Пастыре в Евангелии от Иоанна. Древние христианские писатели обращали особое внимание на этот евангельский эпизод, т. к. Христос здесь предстает прежде всего как Спаситель человеческого рода, который оставил горний мир (99 овец) и спустился ради спасения одной заблудшей овцы — человека. Древние толкователи Священного Писания обращали внимание на малейшие детали этой притчи. Например, на то, как именно Добрый Пастырь несет эту овцу или в каком направлении Он идет. Отсюда возникали такие важные христологические темы, как Воплощение Бога Слова, Страдания, смерть на Кресте, сошествие во ад, Воскресение на 3-й день и Вознесение Христа на небо. Древние писатели воспринимали эту притчу как некое учебное пособие для христианских пастырей, желающих в своем пастырстве подражать Христу Спасителю. А потому первые руководители христианских общин назывались пастырями словесного стада и имели в качестве видимого знака пастыря пастуший жезл.

Abstract. The article attempts to systematically examine the Good Shepherd image in the context of Gospel parable of the lost sheep based on numerous monuments of 3rd–5th century Christian writing. The image of a shepherd was very common in the ancient world, and not only among the Jewish people, but also among the pagans, as indicated by the pictures on ancient pagan sarcophagi. Prototypes of the Good Shepherd are found in the Old Testament, where God Himself is the true king of His people. However, this image is most clearly demonstrated in the New Testament, being presented by the parable of the lost sheep and the Good Shepherd in the Gospel of John. Early Christian writers gave particular importance to this Gospel episode, for it is here Christ appears primarily as the Savior of the human race, who has left Heavenly world (the 99 sheep) and come down to save one lost sheep — the man. Ancient interpreters of Holy Scripture focused special attention on the smallest details of this parable. For example, they used to consider how exactly the Good Shepherd carries this sheep or which direction He goes. Accordingly, such important Christological themes as the Incarnation of the Word of God, Suffering and Death on the Cross, Descent into Hell, Resurrection on the 3-rd day and Ascension of Christ to Heaven had arisen. Early Christians believed that the parable was a kind of teaching aid for Christian pastors who wanted to imitate Christ the Savior in their ministry. Therefore, the first leaders of Christian communities were called shepherds of the flock of words and had a shepherd’s rod as the visible sign of a shepherd.

This article would be useful for those interested in the patristic exegesis of Holy Scripture, namely the typological method of interpretation, and the homiletic heritage of early Christian authors.

Ключевые слова: образ Пастыря Доброго, Евангельская притча о заблудшей овце, христианская письменность III–V вв., экзегеза

Keywords: the image of the Good Shepherd, Gospel parable of the lost sheep, Christian writing of the 3rd–5th centuries, exegesis

Аннотация. В статье доказываются аристотелевские и леонтиевские влияния как на раннюю, так и на позднюю (отразившуюся в «Похвальном слове Пресвятой Богородице») теорию материи и сотериологию Феофана Никейского. Эту же линию аристотелизма косвенно восприняли и такие столпы поздневизантийского богословия и философской мысли, как Симеон Новый Богослов и Григорий Палама. Все эти авторы восприняли учение о всеобщей изменчивости материи и ее переходе из рода в род, имеющее глубокие истоки (Гераклит, Аристотель). У Стагирита и из традиции аристотелизма была также усвоена мысль о том, что при взаимоотношении сущих, относящихся к различным уровням бытия, всякое сущее низшего уровня оказывается подобным материи (приобретает логос материи) по отношению к сущим высшего уровня. Эта модель позволяла описывать динамику обожения, в процессе достижения которого все тварное оказывается подобным материи по отношению к Божественному Духу. Cамо же признание наличия частных естеств (черта, роднящая Леонтия Византийского и Феофана Никейского) могло быть навеяно общим духом теории материи Аристотеля с присущим ей партикуляризмом, отразившимся в таких местах, как Metaph. K 1068 b 10–11. А Иоанн Филопон в сходном ключе мыслил и движения души. Cходное представление о некоем едином природном качестве души, слитом из различных качеств, встретится нам и в антропологии Феофана Никейского. Здесь важна аристотелевская идея о возможности перехода души из одного состояния в другое по страдательным, а не только по активным качествам. Это представление было сполна усвоено Феофаном.

Abstract. In the present article a case is made that Theophanes of Nicaea’s both early and later doctrine on matter, as well as his soteriology, was liable to Aristotelian and Leontian influences. (By the later doctrine we mean that which was presented in the Nicaean Metropolitan’s Eulogy of the Most Holy Theotokos). The same line(s) of Aristotelian influence were appropriated, if only indirectly, by such wide-known pillars of Late Byzantine theology and philosophical thought as St. Symeon the New Theologian and St. Gregory Palamas. All these authors have received from philosophical sources the centuries-aged doctrine on the matter’s general mutability and transitivity from one genus to another, going back to Heraclitus, Aristotle etc. Another idea was also appropriated from the armory of Aristotelianism, i. e., in course of relationship between the different-level beings any such being of a lower level gets similar to a matter or, put another way, acquires a logos of matter in relation to the upper-level beings. This pattern was instrumental for Patristic authors in their describing the dynamism of our deification, in which process all the created is assimilated to a kind of matter as related to the Divine Spirit. What is more, the very recognition of the subsistence of particular beings — a common trait in Leontius of Byzantium and Theophanes of Nicaea — might well have been inspired by the general thrust of Stagirite’s theory of matter with its characteristic spirit of particularism, making itself manifest in such passages as, e. g., Metaph. K 1068 b 10–11. It was John Philoponus (6th century) who taught about the motion of souls in an analogous manner. A similar idea of a such-and-such integer natural faculty of a soul, which is an amalgam of different particular faculties, will feature prominently in Theophanes of Nicaea’s anthropology. Very important here is the Aristotelian idea of a soul’s possible transition from one state to another according to passive faculties as well, not only according to active ones. Theophanes has widely recognized and appropriated this line of thought.

Ключевые слова: Аристотель, Леонтий Византийский, Симеон Новый Богослов, Григорий Палама, Феофан Никейский, материя, частное естество, логос материи

Keywords: Aristotle, Leontius of Byzantium, Symeon the New Theologian, Gregory Palamas, Theophanes of Nicaea, matter, particular essence, the logos (principle) of matter

Аннотация. В настоящей статье предпринята попытка проследить влияние полемики о чистилище на Ферраро-Флорентийском Соборе (04.06–17.07.1438) на богословскую традицию последующих веков. В первую очередь рассматривается вопрос, в какой степени богословие духовных школ XVII — первой половины ХХ вв., опирающееся на т. н. символические книги, следует за позицией свт. Марка Евгеника, сформулировавшего систематический православный ответ на проблему чистилища (до него эта тема лишь ситуативно затрагивалась в полемических сочинениях и богословских прениях). Сопоставление текстов речей Эфесского святителя с учением об участи душ после частного суда Божия, выраженным в «Православном исповедании Восточной Церкви» патр. Досифея Нотары, показало, что «Исповедание» во всех своих основных положениях близко следует за св. Марком и достаточно точно воспроизводит его суждения. Именно «Исповедание», как показывается в настоящей статье, стало основой для осмысления проблемы чистилища в последующей традиции академического богословия.

Общий вывод об определенной близости учения о чистилище (за исключением представления об «очищающем огне», страдания в котором якобы имеют умилостивительное значение) православным воззрениям оказывается вполне точно соответствующим позиции св. Марка. Все это позволяет заключить, что распространенное мнение о «латинской псевдоморфозе» православного учения в догматических документах раннего Нового времени и следующем за ними богословии духовных школ, по крайней мере в данном отношении, оказывается неверным.

Abstract. This article attempts to trace the influence of the Purgatory controversy at the Council of Ferrara-Florence (04.06–17.07.1438) on the theological tradition of subsequent centuries. First of all, the question is considered as to what extent the academic theology of the 17th–19th century, based on the so-called «Symbolic books», follows the position of St. Mark Eugenicus, who was the first to formulate a systematic Orthodox answer to the problem of Purgatory. Comparison of the texts of the Mark’s speeches with the doctrine concerning the fate of souls after the private judgment of God, expressed in the «Orthodox Confession of the Eastern Church» by patr. Dositheos Notaras (the text is better known as the «Epistle of the Eastern Patriarchs» of 1723), has shown that the «Confession» closely follows St. Mark’s views in all its main positions and reproduces his judgments quite accurately.

The general conclusion about the relative closeness of the doctrine of Purgatory (with the exception of the idea of a «cleansing fire», in which suffering allegedly has a propitious meaning) to Orthodox views turns out to be quite exactly consistent with the position of St. Mark. All this allows concluding that the widespread opinion about the «Latin pseudomorphosis» of Orthodox doctrine in the dogmatic documents of the early Modern period turns out to be incorrect, at least in this respect.

Ключевые слова: святитель Марк Евгеник, греко-латинская полемика, Ферраро-Флорентийский Собор, чистилище, символические книги, патриарх Иерусалимский Досифей II Нотара

Keywords: Mark Eugenicus, Greco-Latin polemics, Council of Ferrara-Florence, Purgatory, Symbolic books

Аннотация. На фоне библиотечных собраний ведущих русских монастырей, которые уже давно и хорошо известны исследователям, книжные коллекции архиерейских домов, отраженные в описаниях конца XVII — начала XVIII в., вплоть до настоящего времени остаются крайне слабо изученным культурным феноменом петровской эпохи. Обращение к обозначенной теме на материалах переписных книг 1701 г. Коломенской и Суздальской кафедр наглядно продемонстрировало присущий данной группе источников значительный потенциал в деле реконструкции жанрового репертуара и наличного состава архиерейских библиотек и, в определенной степени, путей их эволюции. В этом плане показательное значение приобретают сделанные авторами работы наблюдения и выводы о принципиальном типологическом сходстве книжных собраний при архиерейских домах и в крупных монастырях, и, как следствие, о развитии тех и других в рамках единого культурного процесса.

Abstract. In comparison to monastic book collections in Russia at the turn of the 18th century, the ones that have been described in papers of bishops’ houses still remain a poorly understood cultural phenomenon of Peter the Great era. Dated back to 1701, inventory registers of Kolomna and Suzdal bishops’ houses showed clearly the significant capacity of that kind of primary source for studying Cathedral library holdings, their genre repertoire and, to a certain extent, the path of development. In this regard, mention must be made of the fundamental typological similarity that binds book collections at bishops’ houses and in major monasteries and, as a consequence, the fact of their evolution within a single cultural model should be stressed as well.

Ключевые слова: книжность, описания библиотек, рукописные книги, старопечатные книги, Коломенский архиерейский дом, Суздальский архиерейский дом, переписные книги

Keywords: booklore, library registers, manuscripts, early printed books, Bishop’s House of Kolomna, Bishop’s House of Suzdal, inventory registers

Аннотация. Статья посвящена одной из самых малоизученных в книговедении тем — истории отечественного переплета XVIII в. В ней содержится анализ книжных переплетов 6 утраченных личных библиотек уральских заводчиков того времени, сделанный на основе описей их имущества. Всего было выявлено и проанализировано около 4 000 записей с указанием видов переплетов (или их отсутствия), что позволяет говорить о репрезентативности приводимых данных. Кроме описей имущества привлекались сводные ведомости, переписка заводчиков и записи на книгах XVIII в., выявленные в современных книгохранилищах Урала. В совокупности эти редкие документальные сведения впервые позволили учесть, какую терминологию использовали при описании переплетов современники, что делает возможным внести корректировку в существующие классификации переплетов. Приведены примеры, показывающие, какие книги находились в дорогих с позолотой, сафьяновых или пергаменных переплетах, а какие в бумажных «корень в кожу», «бес переплету» и просто «сшитых в тетратях», даны их описания, указаны цены. Соотношение разных видов переплетов представлено в таблице, из которой видно, каким из них отдавалось предпочтение со стороны владельцев библиотек. Рассмотрены условия и последовательность заказов переплетов для отдельных изданий, периодики, отмечены примеры получения книг в издательских обложках. Открытым остается вопрос о мастерах, оказывавших услуги по переплетам книг своим заказчикам. Источники не дают точных свидетельств о наличии собственных переплетных мастерских, принадлежавших уральским заводчикам, но и не исключают их. Приведены документальные свидетельства о заказах одним из Демидовых переплетов у петербургских мастеров. Делается общий вывод, что рассматриваемые библиотеки заводчиков XVIII в. имели в основном скромные переплеты, без суперэкслибрисов, а дорогие и роскошные переплеты составляли их незначительную часть, касались главным образом богослужебных книг. В целом внешний вид книг соответствовал не библиофильскому, а просветительскому и «рабочему» назначению для своих владельцев, первых уральских промышленников, часто выходцев из других сословий, для которых книги были необходимым инструментом, источником получения недостающих знаний.

Abstract. The article is devoted to a most poorly studied topics of bibliology — the history of Russian binding of the 18th century. It contains an analysis of the bindings of 6 lost personal libraries of the Ural plant-owners of that time, made on the basis of the inventories of their property. In total, about 4,000 records were identified and analyzed with an indication of the types of bindings (or their absence), which allows speaking about the representativeness of the given data. In addition to property inventories, the manufacturers’ correspondence and consolidated statements, as well as records in 18th century books, found in modern book depositories of the Urals, are taken into account. Altogether, this rare documentary information made it possible for the first time to take into account what terminology was used when describing the bindings by contemporaries, and allowed to make adjustments to the existing classifications of bindings. The researcher presents examples showing which books were in expensive gilded, morocco or parchment bindings, and which were «rooted in leather» in paper bindings, or were «unbound» and simply «binded in blocks»; the author also gives their descriptions, and indicates prices. The ratio of different types of bindings has been presented in the table, showing which of them was preferred by the library owners. Conditions and sequence of orders of bindings for individual publications and periodicals are considered; the examples of obtaining books in publishing covers are also highlighted. The question remains about the masters who provided bookbinding services to their customers. Sources do not provide accurate evidence of the existence of own bookbinding shops that belonged to the Ural plant-owners, but they do not exclude them either. The author provides documentary evidence of Demidov’s orders for bindings from St. Petersburg masters. It is concluded that the considered libraries of 18th century manufacturers mostly had modest bindings, without super exlibrises, and that expensive and luxurious bindings made up an insignificant part of them, and related mainly to liturgical books. In general, the acquirement of books corresponded not to the bibliophile, but to the educational and «working» purposes for their owners, the first Ural industrialists, who often came from other estates and considered books as a necessary tool and a source of knowledge.

Ключевые слова: описи имущества, виды переплетов, французский переплет, ручная бумага, дворянские библиотеки Урала

Keywords: property inventories, types of bindings, French binding, handmade paper, noble libraries of the Urals

Аннотация. Статья продолжает ряд публикаций научных описаний рукописных книг библиотеки Екатеринбургской духовной семинарии и посвящена изучению 3 музыкальных сборников начала XX в. Согласно штампам, имеющимся на рукописных партитурах, ноты в разное время принадлежали женскому монастырю в честь иконы «Всех скорбящих Радосте» и Казанскому собору Нижнего Тагила. В публикации представлено полное научное описание рукописных партитур, составленных в период с 1903 по 1920 гг. регентом нижнетагильского Скорбященского монастыря, рясофорной послушницей Александрой Егоровой и др. После закрытия монастырских церквей в 1923 г. музыкальные сборники оказались в библиотеке еп. Льва (Черепанова). Эти рукописи были собственноручно дополнены владыкой Львом партитурами богослужебных песнопений, написанными им в Нижнем Тагиле (1919, 1923, 1932 гг.) и Алма-Ате (1928 г.). Изучение состава рукописных партитур дает представление о репертуаре обиходного церковного пения Скорбященского монастыря, церквей Нижнего Тагила, Алма-Аты, исполнительских возможностях хоров и предпочтениях в выборе музыкального материала в первой трети XX в. Большую ценность в рукописях представляют краткие заметки, сделанные составителями партитур после переписанного ими нотного песнопения. Кроме имени переписчика, они, как правило, содержат указания места и даты составления партитуры, иногда в них можно обнаружить интересные наблюдения за состоянием природы, фиксацию событий церковного календаря, отражение настроения писавшего. Все записи уникальны, придают рукописям дневниковый характер, оказываются дополнительным источником к биографиям составителей нот, раскрывают историю повседневности, культуру провинциального быта.

Abstract. The article continues a series of publications of the scientific descriptions of handwritten books from the library of the Ekaterinburg Theological Seminary and is devoted to the study of 3 music collections of the early 20th century. According to the stamps available on the handwritten scores, the notes at different times belonged to the Skorbyashchensky Convent in honor of the icon of «All the Sorrowful Joy» and to the Cathedral of Kazan Icon of Our Lady in Nizhny Tagil. The publication presents a complete scientific description of the handwritten scores composed in the period from 1903 to 1920 by Regent of the Nizhny Tagil convent, the ryasophore novice Alexandra Egorova, and others. After the closure of the Convent churches in 1923, the music collections ended up in the library of Bishop Lev (Cherepanov). Vladyka Lev complemented the manuscripts with his own scores of liturgical hymns, when staying in Nizhny Tagil (1919, 1923, 1932) and Alma-Ata (1928).The study of the composition of handwritten scores gives an idea of the repertoire of everyday church singing in the Skorbyashchensky convent, in churches of Nizhny Tagil and Alma-Ata, as well as of the performing capabilities of choirs and preferences in the choice of musical material in the first third of the 20th century. Of great value are the brief notes in the manuscripts made by the compilers of the scores after they transcribed the musical chants. In addition to the name of the scribe, the notes usually contain indications of the place and date of the score, and sometimes — interesting observations of the state of nature, and fixing the events of the church calendar, as well as reflecting the mood of the writer. All the entries are absolutely unique, that gives the manuscripts a diary character, and provides an additional source to the biographies of the compilers of the notes, revealing the history of everyday life and the provincial culture.

Ключевые слова: описание рукописных книг, музыкальные рукописи, нижнетагильский Скорбященский женский монастырь, епископ Лев (Черепанов), регент Александра Егорова

Keywords: description of handwritten books, musical liturgical manuscripts of the 20th century, Nizhny Tagil Skorbyashchensky Convent, Bishop Lev (Cherepanov), convent choirmaster Alexandra Egorova

Аннотация. В статье представлены результаты археографической экспедиции сотрудников Отдела редких книг и рукописей ГПНТБ СО РАН в г. Бийск Алтайского края в июле 2021 г. Приводится краткий обзор книг кириллической традиции XVII — начала XX вв., поступивших в 2019–2021 гг. в фонд Музея истории Алтайской духовной миссии. Среди них был выявлен один рукописный сборник-конволют XIX–XX вв. служебного характера. Также фонд музея пополнился тремя экземплярами изданий Печатного двора XVII в.: Шестоднев (М., 1640 г.), Пролог (М., 1641 г.), Служебник (М., 1652 г.). В т. ч. был описан экземпляр московского издания Псалтири 1641 г., где в ряде случаев удалось соотнести клейма печатников с именами тередорщиков, известными по опубликованным И. В. Поздеевой, А. В. Дадыкиным и В. П. Пушковым документам Печатного двора. Значительно и число образцов книгоиздательства разнообразных старообрядческих типографий XVIII–XX вв.: это богослужебные, певческие, учебные, четьи книги. Среди них представлено ранее неизвестное по библиографии издание Часовника (Типография П. И. Селезнева в Махновке или К. Колычева в Янове, ок. 1805 г.). Был выявлен экземпляр беспоповского Потребника конца XIX в., по оформлению близкий изданиям типографии братьев Андрея и Алексея Овчинниковых. Среди новых поступлений представлены и синодальные издания XIX–XX вв.: Священное Писание и разнообразная богослужебная литература. Особое внимание уделено сохранившимся на листах книг владельческим пометам. Выявленные записи и пометы проливают свет на историю бытования ряда экземпляров, устанавливается их принадлежность различным владельцам (как частным лицам, так и ведомственным библиотекам) Европейской части России и Западной Сибири. В заключении отмечена очень широкая география перемещения книг и сделан вывод о перспективности дальнейшей работы по составлению каталога книжных памятников, хранящихся в Музее истории Алтайской духовной миссии. В приложении к статье публикуются краткие археографические описания книг, большинство которых удалось атрибутировать по справочной литературе. Расширенные варианты описаний планируется опубликовать в каталоге.

Abstract. The article presents the results of an archeographic expedition undertaken by the scientific workers from the Department of Rare Books and Manuscripts of the State Public Scientific Technological Library of Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences. The expedition group went to Biysk of the Altai region in July 2021. The authors give a brief overview of the books written in the Cyrillic tradition within 17th — early 20th centuries, which have been taken into the library collections at the Museum of the History of the Altai Spiritual Mission in 2019–2021. Among these books, the researchers identified one handwritten collection as a convolute with the liturgical texts of the 19th–20th centuries. Moreover, the museum’s collections were complemented with three publications of the Moscow Printing Yard dating to the 17th century: Shestodnev (Moscow, 1640), Prolog (Moscow, 1641), and Service Book (Moscow, 1652). In addition, a copy of the Psalter of 1641, Moscow edition, was described. In some cases, it became possible to attribute the stamps of the printers to the editors’ names known from the documents of the Printing Yard which were published by I. V. Pozdeyeva, A. V. Dadykin and V. P. Pushkov. It must be noted, there is a large number of book samples from various Old Believer printing houses of the 18th–20th centuries: these are liturgical, singing, educational, and reading books. Among them worth mentioning is a previously unknown bibliography edition of the Chasovnik (approximately 1805). A copy of Old Believer Potrebnik has been identified and it closely corresponds to the publications design at the Printing house of the brothers Andrey and Alexey Ovchinnikov. New acquisitions are presented with synodal publications dating from the 19th–20th centuries: Holy Scripture and various liturgical literatures. Special attention has been paid to the owner’s signs preserved on the pages of the books. The revealed records and notes have shed light on the everyday life history of several copies. Thus, their owners, both private and institutional libraries in European Russia and Western Siberia, are being clarified. Finally, a very wide geography circulation of books has been mentioned and a conclusion has been made about the prospects of further work on compiling a catalog of rare precious books stored in the Museum of the History of the Altai Spiritual Mission.
Supplementary to the article, brief archaeographic descriptions of the books are published, most of which have been attributed via reference literature. Extended versions of descriptions are to be published in the catalog.

Ключевые слова: археографическое описание, книжные памятники, Московский печатный двор, старообрядческие типографии, Синодальная типография, православная книга

Keywords: Archeographic description, book monuments, Moscow Printing Yard, old Believer printing houses, synodal printing house, Orthodox book

Аннотация. В статье рассматривается история появления Екатеринбургского Ново-Тихвинского женского монастыря в широком контексте церковной политики синодального периода и практики монашеской жизни на рубеже XVIII–XIX вв. В этот период произошел выбор пути дальнейшего существования монашеской женской общины в Екатеринбурге. Рождение Ново-Тихвинского монастыря произошло в переломный для российского православного иночества исторический момент, когда предыдущая традиция монашества была практически прекращена секуляризационной имперской политикой от Петра I до Екатерины II, а новая еще не сложилась. В этот период представительницы женской общины монашествующих из Екатеринбурга обратились к опыту Саровской пустыни, хранившей верность нормам монашеского общежития, и Устав этой пустыни стал краеугольным камнем в организации монашества в Екатеринбурге. Община монашествующих, которая могла продолжать свое существование в виде богадельни, становится монастырем с общежительным уставом, продолжающим оказывать благотворительную помощь нуждающимся в новом статусе. В статье анализируется отношение различных кругов уральского общества и властных структур к идее создания монастыря в Екатеринбурге. Показано, что жители даже столь крупного города, каким был Екатеринбург на рубеже XVIII–XIX вв., положительно относившиеся к насельницам кладбищенской общины, не смогли собрать той минимальной суммы, которая могла бы обеспечить существование даже самого небольшого монастыря. Региональные светские власти интересовались не столько устроением монашеской жизни, сколько украшением городского пейзажа. Идея учреждения монастыря не тронула ни пермские епархиальные власти, ни екатеринбургских старообрядцев, имевших значительные экономические позиции. Трудности привели монахинь к пониманию, что будущее своей общины они должны обеспечить сами. Такая установка была адекватна новым условиям модернизирующегося российского общества, в котором религиозная жизнь утрачивала роль общественно значимой, признавалась частным делом индивида.

Abstract. The article discusses the early period in the history of Novo-Tikhvinsky Convent in Ekaterinburg in the context of the church policy of the Synodal period and monastic practices at the turn of the 19th century. This was the time when sisters’ community had to choose their way and when many of the convent’s traditions began. The convent was founded in the critical period of the Russian Orthodox monasticism when the old tradition was almost completely eliminated by the secularization policy of the Russian emperors, from Peter the Great to Catherine II, while the new tradition was yet to be born. In this period the inhabitants of an almshouse in Ekaterinburg, inspired by the story of the Sarov monastery and its Charter, decided to found a convent. These women made a choice to transform the almshouse, where they labored, into a convent, to follow the norms of communal monastic life and to conduct charitable activities in caring for those in need.

The article analyzes attitude of different groups of the Ural society and the authorities to the project of the future Novo-Tikhvinsky Convent. Although at the turn of the 19th century Ekaterinburg residents had a positive attitude towards the monastic community centered around the cemetery church, they failed to raise even the minimum sum that was necessary to establish and maintain a small convent. The city authorities were more concerned about how the convent’s buildings would be integrated into the urban landscape rather than the establishment of a new monastic community. The Old Believers of Ekaterinburg, who were wealthy and held a high status in the city, were also not supportive of the idea. The administration of the Perm diocese did not show much interest either and the women had to shoulder the entire burden. The history of the convent thus mirrored the history of the Russian society in the imperial period, which was going through the time of modernization: the significance of religion in the public sphere was declining and religion was deemed to be a private rather than public matter.

Ключевые слова: Екатеринбургский Ново-Тихвинский женский монастырь, синодальный период, монастыри, модернизация общественной жизни, монастырский ландшафт, учреждение монастыря, православные монастыри

Keywords: the Novo-Tikhvinsky Convent in Ekaterinburg, Synodal period, monasteries, modernization of public life, monastic landscape, establishment of the convent, Orthodox monasteries

Аннотация. Статья посвящена истории учебных корпусов и зданий общежития Екатеринбургского епархиального женского училища, существовавшего в Екатеринбурге с 1838 по 1919 гг. Начало женскому образованию в пределах Екатеринбургской епархии было положено в сентябре 1838 г. открытием при Ново-Тихвинском монастыре училища-приюта для девиц духовного звания, преимущественно сирот и детей бедных родителей, в котором бесплатно преподавались азы грамоты, хозяйство и рукоделие. С 1865/66 учебного года училище было обращено в 4-классное, круг учебных предметов расширен введением в него изъяснения богослужения, церковной истории, краткой гражданской русской и всеобщей истории, географии, второй части арифметики и церковного пения. С 1866 г. училище помещалось в отдельном здании неподалеку от монастыря. В апреле 1880 г. 4-классное монастырское училище было преобразовано в 6-классное и переименовано в Зауральское епархиальное женское училище, а с июля 1885 г. оно стало называться Екатеринбургским епархиальным женским училищем. 10 января 1917 г. состоялось освящение нового здания училища и храма во имя вмц. Екатерины. Таким образом были созданы наиболее благоприятные условия для введения в Екатеринбургской епархии женского образования и оказания социальной помощи девушкам из малообеспеченных семей священно- и церковнослужителей; однако революционные события октября 1917 г., повлекшие за собой радикальную перемену отношения государства к Церкви, не позволили продолжить эту деятельность.

Занятие Екатеринбурга Белой армией в 1918 г. несколько отсрочило здесь реализацию большевистских антицерковных мер, однако в 1919 г., сразу после окончательного утверждения на Урале советской власти, Екатеринбургское епархиальное женское училище прекратило свое существование, как, собственно, и все остальные учебные заведения духовного ведомства на территории нашей страны. После этого 3 основных его здания фактически продолжили использоваться по назначению, только уже не церковными, а светскими учебными заведениями, и подобное положение дел сохраняется на протяжении уже более 100 лет.

Проходящий в настоящее время в стране процесс возвращения Русской Православной Церкви зданий и другого имущества религиозного назначения (так называемая реституция церковного имущества) создает условия для передачи зданий Екатеринбургского епархиального женского училища их законному владельцу — Екатеринбургской епархии. Правда, в данном случае это пока остается делом неопределенного будущего.

Abstract. The article is devoted to the history of educational and dormitory buildings of the Diocesan School for women, which existed in Ekaterinburg from 1838 to 1919. The beginning of women’s education in the Ekaterinburg diocese was laid in September 1838, with the opening at the Novo-Tikhvinsky convent of a school-orphanage for girls of clerical rank, mostly orphans and children of poor parents; here the basics of reading and writing, household works and handicraft were taught free of charge. From the 1865–66 academic year, the school was converted to a four-year school, and the range of subjects was enlarged by the explanatory course of the Divine Worship, Church History, a brief course of Civil Russian history and General history, as well as Geography, a continuation course of Arithmetic and Church Singing. Since 1866, the school was housed in a separate building not far from the monastery. In April 1880 the four-year monastery school was transformed into a six-year and renamed the Trans-Ural Diocesan Women’s School, and from July 1885 it became known as the Ekaterinburg Diocesan Women’s School. On January, 10 of 1917, the consecration of the new school building with the church in the name of the great martyr Catherine took place. Thus, the most favorable conditions for the introduction of women’s education in the Ekaterinburg diocese and providing social assistance to girls from low-income families of clergy and clergymen had been created; however, the revolutionary events of October 1917, which brought about radical changes in the state attitude towards the Church, did not allow these activities to continue.

Obviously, the 1918 occupation of Ekaterinburg by the White army somewhat delayed the implementation of Bolshevik anti-church measures here, but in 1919, immediately after the final approval of Soviet power in the Urals, the Ekaterinburg Diocesan Women’s School ceased to exist, as, in fact, all other educational institutions of the religious department on the territory of this country. After that, its three main buildings actually continued to be used for their intended purpose, only not by church, but by secular educational institutions, and this state of affairs has been maintained for more than 100 years. The process of returning buildings and other religious property to the Russian Orthodox Church (the so-called restitution of church property), which is currently taking place in the country, creates conditions for the transfer of buildings of the Ekaterinburg Diocesan Women’s School to their rightful owner — the Ekaterinburg diocese. However, in this case it remains a matter of an unspecified future.

Ключевые слова: Екатеринбургское епархиальное женское училище, корпуса епархиального училища, общежитие епархиального женского училища, Ново-Тихвинский женский монастырь, игумения Магдалина

Keywords: Ekaterinburg Diocesan women’s school, buildings of the diocesan school, dormitory of the diocesan female school, Novo-Tikhvinsky convent, Mother Superior Magdalene

Аннотация. В настоящей статье предпринимается попытка реконструкции биографии екатеринбургского купца 2-й гильдии Михаила Ивановича Иванова, уроженца Симбирской губернии, выходца из непривилегированного крестьянского сословия, более 40 лет занимавшегося на Урале предпринимательством. В статье рассматриваются главные направления предпринимательской деятельности М. И. Иванова — торговля винно-водочными и колониально-бакалейными товарами, производство хлебобулочных изделий, поиск золотосодержащих местностей и разработка золотых приисков в Пермской и Оренбургской губерниях, изучаются различные способы приобретения месторождений золота. В статье анализируется эволюция взглядов М. И. Иванова на предпринимательство, которая привела к отказу от ряда направлений его предпринимательской деятельности. В работе уделяется значительное внимание общественно-церковной деятельности М. И. Иванова, в ней изучаются характер и способы его сотрудничества со светскими и религиозными организациями и учреждениями, в том числе с Екатеринбургской городской думой, попечительским обществом о Доме трудолюбия, Обществом вспомоществования недостаточным учащимся Екатеринбургской мужской гимназии, Екатеринбургским отделом Императорского православного палестинского общества, Обществом взаимного вспомоществования учащим и учившим в церковных школах Екатеринбургской епархии и другими. В статье раскрывается вклад М. И. Иванова в создание в Екатеринбурге Дома трудолюбия, его роль в сооружении ряда храмов в Пермской, Симбирской и Тобольской губерниях, в знаменитой Козельской Введенской Оптиной пустыни. Показывается, как успешный, но сравнительно небогатый предприниматель стал одним из наиболее щедрых благотворителей в истории Екатеринбурга, рассказывается о его проживании в течение нескольких лет в скиту при Оптиной пустыни, раскрывается и оценивается роль М. И. Иванова в организации визита в Екатеринбург выдающегося кронштадтского пастыря протоиерея Иоанна Ильича Сергиева.

Abstract. This article attempts to reconstruct the biography of the 2nd guild merchant of Ekaterinburg — Mikhail Ivanovich Ivanov, a native of the Simbirsk province and a peasant by origin, who was engaged in entrepreneurship in the Urals for more than 40 years. The author considers the main lines of the merchant’s business activity: Ivanov’s trade of wine and vodka, colonial groceries, and bakery production, as well as the search for gold-bearing areas and development of gold mines in the Perm and Orenburg provinces. The article analyzes the evolution of M. I. Ivanov’s views on entrepreneurship, which led to the rejection of a number of areas of his business. Considerable attention is paid to the social and Church activities of M. Ivanov. The author studies the nature and methods of his cooperation with secular and religious organizations and institutions, including the Ekaterinburg City Duma, Society of Trustees of the House of Diligence, and Society for Assistance to insufficient students of the Ekaterinburg Gymnasium, as well as the Ekaterinburg Department of the Imperial Orthodox Palestine Society, and Society for Mutual Assistance to Students and Teachers in Church schools of the Ekaterinburg diocese, and others. The article reveals M. I. Ivanov’s contribution to the creation of the House of Diligence in Ekaterinburg, his role in constructing a number of churches in the Perm, Simbirsk and Tobolsk provinces as well as in the famous Kozelsk monastery of Vvedenskaya Optina Pustyn. It shows how a successful, though not extremely wealthy, entrepreneur became one of the most generous benefactors in the history of Ekaterinburg. The author tells about Ivanov’s residence in the hermitage at Optina Pustyn for several years and also reveals the important role of M. I. Ivanov in organizing a visit of the outstanding Kronstadt Archpriest Ioann Ilyich Sergiev to Ekaterinburg.

Ключевые слова: купец, винно-водочная торговля, золотопромышленность, благотворительность, Дом трудолюбия, Ново-Тихвинский женский монастырь, Церковь, праведный Иоанн Кронштадтский, Оптина пустынь

Keywords: Merchant, wine and vodka trade, gold industry, charity, house of diligence, Novo-Tikhvinsky convent, Church, Archpriest John of Kronstadt, Optina Pustyn

Аннотация. Представляемая статья посвящена связям святого праведного Иоанна Кронштадтского с высшей духовной школой и академическим богословием. Автор затрагивает три ключевых темы, которые определяют структуру основной части статьи: школьное богословие в целом и в Санкт-Петербургской духовной академии в частности в период обучения там Ивана Сергиева; отношение святого Иоанна к высшей духовной школе и воспитавшей его академии; богословие святого праведного Иоанна в отношении к богословию воспитавшей его школы. Исследование базируется на комплексе трудов святого Иоанна, включающем ранние работы (выпускная кандидатская диссертация, катехизические беседы), некоторые проповеди (Слова) и дневники.

В результате исследования автор приходит к выводам, которые, с ее точки зрения, подразумевают дискуссионное обсуждение и дальнейшие перспективы изучения. Пример о. Иоанна свидетельствует, что «школьное» богословие способно стать «опытным», и даже дневниковые записки о. Иоанна оказываются не просто практическими пастырскими текстами, а богословием, хотя по форме отличным от академического.

О. Иоанн никогда не пытался пересмотреть и тем более отринуть ни знания, полученные в академии, ни воспитавшую его традицию, как бы он ни относился к ее состоянию на разных этапах. Более того, своими советами и общением с академиями — прежде всего учащимися, будущими пастырями, — о. Иоанн пытался восполнить эту традицию тем, в чем видел ее недостаточность.

Богословские идеи, изученные в академии, о. Иоанн проверял в дальнейшем личным опытом жизни в Церкви. Под влиянием этого полученные богословские знания в чем-то сохранялись, в чем-то уточнялись, в чем-то углублялись, но при этом дефиниции, схемы, структуры, неизбежные в школьном учении, препобеждались. Зерно «школьного» богословия разрушалось внешне, прорастая в новое — «опытное» — богословие, которое что-то наследовало из разрушенного зерна, что-то развивало в новое и более жизненное в смысле истинной жизни. И новым критерием истинности богословских идей и выводов становится уже жизнь во Христе.

Собственно, именно этого и ожидала духовная школа от своих выпускников: полученный набор знаний, заданная система координат определяли четкую перспективу, которую можно было реализовать только личными усилиями. Таким образом, святой праведный Иоанн Кронштадтский, правильно поняв это, осознал, что заложено в самом понятии духовности школы, какие бы исторические факторы ни привели к появлению этого определения.

Abstract. The article is devoted to the relations of St. John of Kronstadt with the higher theological school and academic theology. The author touches on the three main issues that determine the structure of the basic part of the article: school theology in general and in the St. Petersburg Theological Academy, especially during the period of Ivan Sergiev’s training there; the attitude of St. John to the higher theological school and the academy that brought him up; the theology of St. John in relation to the theology of the school that brought him up. The study is based on the complex of St. John’s works, which includes early works (PhD thesis and catechetical discourses), some sermons («Words») and diaries. The research has resulted in the conclusions which imply further discussion and new prospects for studying. The case of Fr. John demonstrates that «school» theology can turn «experimental», and even the diary notes of Fr. John become not just a practical pastoral text, but theology, although in the form different from the academic one.

Fr. John never tried to revise, much less reject, either the knowledge he received at the academy or the tradition that brought him up, no matter how he viewed its state at different stages. Moreover, by his advice and communication in the academies — with students, future pastors, first of all — Fr. John tried to make up for the insufficiency of this tradition. The theological ideas studied at the academy were further tested by Fr. John’s personal experience of life in the Church. Under the influence of this experience, the acquired theological knowledge was in some ways preserved, somehow clarified and deepened, but at the same time the inevitable school teaching definitions, schemes and structures were overcome. The grain of «school» theology was destroyed outwardly, sprouting into a new — «experimental» — theology, which inherited something from the destroyed grain, developed something into a new and more vital one in the sense of true life. And the new criterion for the truth of theological ideas and conclusions is already life in Christ.

In fact, this is what the theological school expected from its graduates: the acquired set of knowledge, the given coordinate system determined a certain perspective, which could only be realized by personal efforts. Thus, St. John of Kronstadt, having understood this properly, realized what was inherent in the very concept of spirituality of the school, no matter what historical factors determined the appearance of this definition.

Ключевые слова: святой праведный Иоанн Кронштадтский, Санкт-Петербургская духовная академия, академическое богословие, опытное богословие, православное пастырское служение

Keywords: Saint John of Kronstadt, Saint Petersburg Theological Academy, academic theology, experimental theology, Orthodox pastoral ministry

Аннотация. Статья посвящена установлению авторства дневника священника Вологодской епархии, фрагментарно издававшегося в Вологодских епархиальных ведомостях в 1908–1916 гг. под названием «Перед судом пастырской совести» без указания автора. Пользуясь публикациями в церковной периодике того времени и архивными данными, мы установили, что автором дневника был известный подвижник Вологодского края иерей Василий Николаевич Соколов (1865–1909) — «Боровецкий», как называли его современники по месту служения: с. Борок Вологодского уезда. Как духовник о. Василий пользовался большим авторитетом среди жителей окрестных селений и даже Вологодской губернии в целом; в конце жизни несколько лет он занимал должность духовника Вологодской духовной семинарии. В круг духовного общения иерея Василия Соколова входили иерей Александр Баданин (ныне местночтимый святой Вологодской епархии), иерей Николай Караулов (сщмч. Николай — причислен к лику святых в числе новомучеников и исповедников Российских), иером. Феофан (Харитонов, впоследствии известный афонский старец), еп. Неофит (Следников, скончался в 1918 г. будучи епископом Старобельским, викарием Харьковском епархии), иеромонах вологодской Крестовой церкви Симеон (Стефанов; 1867–1903, подвижник благочестия), Никита (Громов, насельник Дионисиево-Глушицкого монастыря). Как показывается в статье, именно еп. Неофита (Следникова) следует считать издателем и редактором дневника.

Поскольку иерей Василий Соколов крайне внимательно и требовательно относился к своему внутреннему миру, его дневниковые записи изобилуют указаниями на свои недостоинство и несовершенство. У читателя, незнакомого с жизнью священника-подвижника, может сложиться впечатление, что автор действительно живет расслабленной жизнью и далек от духовного преуспеяния. Установление авторства дневника и общее представление о жизни иерея Василия позволяет правильно оценивать его содержание и открывает дневник как памятник жизни пастыря-подвижника для широкого круга читателей. В качестве иллюстрации в приложении публикуются отдельные фрагменты дневника.

Abstract. The article is devoted to establishing the authorship of the diary written by some priest of the Vologda diocese and fragmentarily published in the Vologda Diocesan Gazette in 1908–1916 under the title «Judged by the pastoral conscience», with no author’s indication. Using archival data and publications in the church periodicals of that time, the researcher has discovered that the diary belongs to the famous ascetic of the Vologda region priest Vasily Nikolaevich Sokolov (1865–1909), also called by his contemporaries «Borovetsky», which is derived from the place of priest’s service: sett. Borok of the Vologda district. As a priest, Father Vasily enjoyed great prestige among the inhabitants of the surrounding villages and the Vologda province in general; at the end of his life Fr. Vasily for several years held the position of spiritual mentor in the Vologda Theological Seminary. Priest Vasily Sokolov’s circle of spiritual fellowship included: priest Alexander Badanin (now —locally venerated saint of the Vologda diocese), priest Nikolai Karaulov (Holy Martyr Nikolai, canonized with the New Martyrs and Confessors of Russia), and also hieromonk Theophanes (Kharitonov, later — famous elder of Athos), as well as Bishop Neophyte (Slednikov, died in 1918 as Bishop of Starobelsk and Vicar of the Kharkov diocese), and hieromonk of the Vologda Cross Church Simeon (Stefanov, 1867–1903; devotee of piety), and Nikita (Gromov, 1865–1935; inhabitant of the Dionisievo-Glushitsky Monastery). As shown in the article, it is Bishop Neophyte (Slednikov) who should be considered the publisher and editor of the diary. Since priest Vasily Sokolov was extremely attentive and demanding about his inner world, his diary entries are replete with indications of his unworthiness and imperfections. Being unfamiliar with the life of this ascetic priest, a reader may get the impression that the diary’s author really lives a relaxed life and is far from spiritual success.

Establishing the authorship of the diary and the biography of priest Vasily allows to correctly assess its content and opens the diary as a witness of the life of the ascetic pastor for a wide range of readers. As an illustration, some fragments of the diary are published in the appendix.

Ключевые слова: священник Василий Соколов, Боровецкий, епископ Неофит (Следников), дневник, Вологодская епархия, подвижники благочестия, Вологда, Вологодские епархиальные ведомости, Борок

Keywords: priest Vasily Sokolov, Borovetsky, Bishop Neophyte (Slednikov), diary, Vologda diocese, ascetic, Vologda Diocesan Gazette

Аннотация. Статья посвящена истории одного из самых известных отечественных дореволюционных периодических изданий для священнослужителей — журнала «Руководство для сельских пастырей», издававшегося при Киевской духовной семинарии в 1860–1917 гг. Хотя журнал нередко именовался в среде пастырей того времени «печатным органом» приходского духовенства и занимал видное место в церковной периодике пореформенного периода, его история до сих пор изучена и описана лишь отчасти: в общих чертах реконструирована история издания первых десятилетий его существования. Цель данной статьи — первичная реконструкция второй половины исторического пути журнала, производимая на основе материалов «Руководства для сельских пастырей» и дореволюционной и современной российской, зарубежной научной литературы, затрагивающей различные аспекты истории церковной журналистики и исследуемого издания. В работе используются описательный, сравнительно-исторический, биографический методы. В процессе исследования автором выделяются 3 отдельные этапа в истории журнала «Руководство для сельских пастырей», в целом совпадающие с общепринятой периодизацией дореволюционной церковной периодики, определяются роль разных редакторов в деятельности журнала и влияние на его развитие внешних факторов. Результатом работы можно считать воссоздание общей картины исторического развития журнала в 1880-е — 1910-е гг. В статье демонстрируется, что развитие журнала в указанное время определялось как общими тенденциями в развитии церковной журналистики, так и личностями редакторов, как правило — ректоров Киевской духовной семинарии. Автор приходит к выводу, что в 1883–1892 гг. во время редакторства архимандрита Иринея (Орды) и архимандрита Бориса (Плотникова) журнал переживает наивысший расцвет как именно пастырское издание, в том числе в разработке пасторологической проблематики. В конце XIX — начале XX вв. на страницах «Руководства для сельских пастырей» вслед за большинством российских православных изданий начинает преобладать публицистика «на злобу дня», а на деятельности журнала все сильнее отражаются общественно-политические события и процессы тех лет. Главная задача дальнейшего изучения истории «Руководства для сельских пастырей», по мнению автора, — поиск сохранившихся документальных материалов, связанных с журналом, главным образом в украинских архивах.

Abstract. The article is devoted to the history of one of the most famous domestic pre-revolutionary periodicals for clergy — the journal “Guide for Rural Pastors” (RDSP), published at the Kiev Theological Seminary in 1860–1917. Although the journal was often referred to as the “press organ” of the parish clergy among the pastors of that time, and occupied a prominent place in church periodicals of the post-reform period, its history has still been studied and described just partially: only first decade’s history of the journal is reconstructed, and even that in general terms. The author of the article intends to primarily reconstruct the second half of the journal’s existence, using the materials of the Guide, as well as pre-revolutionary and modern scientific literature, both Russian and foreign, affecting various aspects of the church journalism history and the studied journal. Using descriptive, comparative-historical and biographical methods, the author in the process of research identifies 3 separate stages in the journal history, which basically coincide with the generally accepted periodization of pre-revolutionary church periodicals, and also determines the role of different editors in the activities of the journal and the influence of external factors on its development. The reconstruction of the overall picture of journal’s historical development during 1880s — 1910s can be considered as the result of this work. The author has demonstrated that the development of the journal at the specified time was determined both by general trends in the development of church journalism, and by the personalities of the editors, as a rule, the rectors of the Kiev Theological Seminary. The author concludes that in 1883–1892, during the editorship of Archimandrite Irenaeus (Orda) and Archimandrite Boris (Plotnikov), the journal experienced its highest flourishing as a pastoral periodical, including the investigation of pastoral issues. In the late 19th — early 20th centuries following the majority of Russian Orthodox periodicals, publicism “for the spite of the day” begins to prevail on the pages of the “Guide”, and the socio-political events and processes of those years are increasingly reflected in the journal activities. The main task of further studying the history of RDSP, according to the author, is to search for the preserved documentary materials related to the journal, mainly in the Ukrainian archives.

Ключевые слова: журнал «Руководство для сельских пастырей», история журнала, церковная периодика, Киевская духовная семинария, епископ Ириней (Орда), епископ Борис (Плотников), священноисповедник Амвросий (Полянский)

Keywords: “Guide for Rural Pastors”, RDSP, history of the journal, church periodicals, Kiev Theological Seminary, Bishop Irenaeus (Orda), Bishop Boris (Plotnikov), Bishop Ambrose (Polyansky)

Аннотация. В настоящей статье на основании протоколов заседаний рассматривается работа Религиозно-философских собраний, а также участие в ней Антона Владимировича Карташева — выдающегося церковного ученого и мыслителя. Рассматриваются и анализируется тематика собраний и ход дискуссий, работа основных групп участников по соответствующим темам. Вектор изложения перечисленного в настоящей статье напрямую зависит от степени участия в соответствующих заседаниях А. В. Карташева. Раскрывается и непосредственно работа А. В. Карташева в собраниях, исследуется влияние на его воззрения различных групп их участников. Несмотря на то, что в новейшее время проводились исследования о раннем периоде жизни и деятельности А. В. Карташева, его участие в неохристианском движении Нового религиозного сознания (НРС) остается не до конца изученным. Этот термин появился в ходе дискуссий на Петербургских «Религиозно-философских собраниях» (далее РФС) в 1901 г., и отчасти был раскрыт в прениях РФС и Петербургском «Религиозно-философском обществе» (далее РФО) идеологами неохристанского реформистского движения Д. С. Мережковским, Д. В. Философовым, Н. М. Минским, З. Н. Гиппиус, В. В. Розановым. РФС и РФО проходили (с определенными перерывами) в общей сложности в период с 1901 по 1917 гг. Этот временной интервал позволяет достаточно наглядно увидеть эволюцию богословских и церковно-общественных взглядов А. В. Карташева. Воззрения А. В. Карташева в этот период сложно однозначно отнести к какой-либо группе, представленной на собраниях. Судя по его выступлениям, он скорее занимал среднюю позицию между группой консервативных священнослужителей и группой идеологов Нового религиозного сознания. Как и упомянутые идеологи НРС, он теоретически допускал возможность получения новых откровений, однако утверждал, что не в наших силах их продолжить или остановить, так как это зависит только от Бога. Вместе с тем он был согласен с консервативной группой священнослужителей, утверждая, что догматическое развитие человеческими усилиями возможно и истинно лишь в рамках выражения известных догматов более совершенными формулами для наилучшего их понимания.

Abstract. This article attempts to review the work of the Religious and Philosophical gatherings on the basis of the minutes of these meetings, as well as the participation of Anton Vladimirovich Kartashev, an outstanding church scientist and thinker, in it. Also, the article covers topics of the meetings and the course of discussions, as well as the analysis of work of the main groups of participants on the relevant topics. The presentation vector depends on the degree of A. V. Kartashev’s participation in the corresponding meetings. Furthermore, the work of A. V. Kartashev at the relevant meetings, and the influence of various groups of the gatherings on his views are to be revealed. Despite the fact that recently a number of researches on the early period of Kartashev’s life and activity has been carried out, his participation in the neo-Christian movement “New Religious Consciousness” (hereinafter NRC) remains not fully understood. This a concept appeared during the discussions at the Petersburg “Religious and Philosophical Gatherings” in 1901, and was partly revealed by ideologists of the neo-Christian reformist movement (D. S. Merezhkovsky, D. V. Filosofov, N. M. Minsky, Z. N. Gippius, V. V. Rozanov) during the debates of these Gatherings and the Petersburg “Religious and Philosophical Society”. Religious and Philosophical Gatherings and sessions of the Religious and Philosophical Society took place (with certain interruptions) from 1901 to 1917, in which the evolution of the theological and church-social views of A. V. Kartashev can be traced. A study of the minutes of the Gatherings and sessions of the Religious Society for the participation of Anton Vladimirovich could significantly supplement the idea of evolution of his views, to what extent he shared the shared the teachings of the LDC, and what were the reasons for his participation in the neo-Christian movement and a gradual return to more conservative church positions.

Ключевые слова: А. В. Карташев, Религиозно-философские собрания, Религиозно-философское общество, Н. А. Бердяев, неохристианское реформистское движение

Keywords: Anton Vladimirovich Kartashev, Religious and Philosophical Assemblies, Religious and Philosophical Society, N. A. Berdyaev, neo-Christian reformist movement

Аннотация. В предлагаемой статье на основании источников различных видов (актовых, делопроизводственных, публицистических, личных) и происхождения (церковного, раскольнического, государственного) рассматриваются попытки под видом церковного примирения навязать Патриарху Тихону и его сторонникам фактическое подчинение раскольникам-обновленцам и стоявшим за последними органам советской власти. Данные попытки начались вскоре после реорганизации обновленческих органов управления в августе 1923 г. и учреждения раскольнического «Священного Синода» (признанного впоследствии Константинопольской Патриархией). На Патриарха Тихона оказывалось сильнейшее давление, в том числе и посредством угроз репрессий, частично воплощаемых в жизнь в отношении его ближайших сотрудников. Активная дезинформационная кампания велась в советской и раскольнической печати. Ее отголоски надолго сформировали стереотипное представление, будто бы святитель Тихон и его сподвижники, такие, как архиепископ Иларион (Троицкий), в определенный момент были готовы пойти на крайние уступки обновленцам, вплоть до согласия с увольнением Патриарха и слиянием с раскольниками в единую структуру. Особенно соблазнительный для православных верующих поворот история получила весной-летом 1924 г., когда в советских газетах стали тиражироваться сообщения о якобы достигнутом соглашении Патриарха с «протопресвитером» Владимиром Красницким (наиболее одиозным представителем раскола) и объединении «тихоновцев» с «живоцерковниками» с целью последующей совместной борьбы с «церковной контрреволюцией». В действительности, хотя святитель Тихон и был вынужден лично или через своих уполномоченных представителей вступать в переговоры с обновленцами, обязательным условием восстановления церковного общения с ними было публичное покаяние раскольников, которое те приносить не собирались. Важнейшей задачей для Патриарха было не нормализовать отношения с государством (хотя он и пытался это сделать), а сохранить внутренний мир в Церкви. В итоге святитель Тихон смог в сложнейших условиях уберечь каноническую чистоту, духовно-нравственный авторитет и единство Русской Православной Церкви. На роняющие церковное достоинство компромиссы с раскольниками он не пошел.

Abstract. The proposed article, based on the sources of various types (official, clerical, journalistic, and personal ones) and origins (ecclesiastical, schismatic, and state), examines attempts — under the guise of church reconciliation — to impose on Patriarch Tikhon and his supporters the de facto subordination to the schismatic renovationists and the Soviet authorities that stood behind them.

These attempts began shortly after the reorganization of the renovationist governing bodies in August 1923 and the establishment of a schismatic “Holy Synod” (later recognized by the Constantinople Patriarchate). Patriarch Tikhon was subjected to the strongest pressure, including threats of repression, partially implemented against his closest associates. An active disinformation campaign was launched by the Soviet and schismatic press. Its echoes for a long time formed a stereotypical idea that St. Tikhon and his associates, such as Archbishop Hilarion (Troitsky), were at some point ready to make extreme concessions to the renovationists, up to agreeing with the dismissal of the Patriarch and uniting with the schismatics in a single structure. The story received a particularly tempting turn for Orthodox believers in spring and summer of 1924, when Soviet newspapers began to circulate reports about the allegedly reached agreement between the Patriarch and the “protopresbyter” Vladimir Krasnitsky (the most odious representative of the schism) and the unification of “Tikhonites” with “zhivotserkovniki” for the purpose of subsequent joint struggle against “church counter-revolution”. In fact, although Patriarch Tikhon was forced to enter into negotiations with the Renovationists personally or through his authorized representatives, a mandatory condition for the restoration of church communion with the schismatics was their public repentance, which they did not intend to do. The most important task for the Patriarch was not so much to normalize relations with the state (although he tried to do this), but to preserve internal peace within the Church. As a result, St. Tikhon was able — under the most difficult conditions — to preserve the canonical purity, spiritual and moral authority, and unity of the Russian Orthodox Church. The Patriarch did not make compromises with the schismatics, which would degrade the dignity of the Church.

Ключевые слова: Русская Православная Церковь, святой Патриарх Тихон (Беллавин), обновленческий раскол, «митрополит» Евдоким (Мещерский), «протопресвитер» Владимир Красницкий, Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б), Е. А. Тучков

Keywords: Russian Orthodox Church, Holy Patriarch Tikhon (Bellavin), Renovationist schism, “Metropolitan” Evdokim (Meshchersky), “protopresbyter” Vladimir Krasnitsky, Anti-religious Commission under the Central Committee of the RCP(b), E. A. Tuchkov

Аннотация. До печальных событий 1917 г. Лев Платонович Карсавин не прикасался к политической работе, лишь единожды высказался в письме своему учителю И. М. Гревсу о собственных симпатиях конституционно-демократической партии. Однако начиная с 1918 г. он участвует в выраженно противобольшевистской церковно-общественной жизни Петрограда, произносит проповеди в православных храмах, выступает с лекциями в собраниях, скрывает в своей университетской квартире церковные ценности из католических храмов от производимых большевиками изъятий (в этом участвует даже его средняя дочь), здесь же (рискуя жизнью всех членов своей семьи) укрывает выпущенного из Петропавловской крепости А. В. Карташева до момента его ухода в Финляндию, становится профессором Петроградского Богословского института и короткое время занимает пост его ректора. Для изучения сочинений средневековых мистиков на квартире Л. П. Карсавина регулярно собирается кружок молодых ученых и студентов.

Последовавшая в ноябре 1922 г. высылка в Германию нарушила привычный ход жизни Л. П. Карсавина. Вокруг Льва Платоновича собирается кружок молодых людей, интересующихся комментированным чтением Евангелия. Однако Л. П. Карсавину не удалось получить постоянного места в каком-либо немецком учреждении и его заработки ограничивались преподаванием в Русском научном институте в Берлине, что не обеспечивало жизненных потребностей семьи из 5-ти человек. Приглашение к сотрудничеству с организуемым в это время в Париже Свято-Сергиевским православным богословским институтом, судя по сохранившимся документам, более всего привлекало Л. П. Карсавина, но содержание, предлагаемое институтом, также было явно недостаточным.

В сложившихся условиях предложение включиться в работу недавно возникшей Евразийской организации, гарантировавшей ему достаточный доход, Л. П. Карсавин вынужден был принять, хотя такое согласие еще более, чем в предшествовавшее трехлетие, отдаляло его от привычной и любимой сферы профессионального творчества — изучения западноевропейского Средневековья. Значительную часть своего времени он вынужден будет отдавать занятиям, которые позже определит как «беспредметное философствование». В короткий срок поселившийся в Кламаре Лев Платонович организует собственный евразийский кружок, направление работы которого существенно отличается от Евразийства Пражского. Именно Л. П. Карсавин составляет по поручению Евразийской организации первое и остающееся наиболее доступным изложение нового учения — «Евразийство. Опыт систематического изложения». Существенный интерес и заметную полемику вызывают его сочинения, посвященные месту Православной Церкви в будущем евразийском переустройстве русского государства.

К моменту отъезда Л. П. Карсавина в Литовскую Республику активность его евразийской работы существенно снижается, однако уже поселившись в Каунасе он продолжает писать для издаваемой в Кламаре газеты «Евразия», выступает с несколькими лекциями о евразийском движении перед русской и литовской аудиторией в литовской столице. К середине 1929 г. его евразийское творчество завершается.

Очевидное сокращение так и не получившей достаточного признания в среде русского рассеяния евразийской работы, вызванное как неясностью самого нового политического учения, так и прекращением исходившего от частных британских благотворителей финансирования так называемой евразийской партии, побудило Льва Платоновича к составлению публикуемого итогового свода собственных его размышлений о содержании евразийских идей и месте их при возможном будущем переустроении русского государства. Публикуемый текст был переслан автором для ознакомления своим евразийским соработникам, но так и не был опубликован. Сложно сказать, предполагал ли его публикацию и сам автор.

Abstract. Before the tragic events of 1917, Lev Platonovich Karsavin had never concerned political work, and only once in a letter to I. M. Grevs, his teacher, L. Karsavin wrote about his own sympathies for the Constitutional Democratic Party. However, since 1918, he has been participating in the manifestly anti-Bolshevik church-social life of Petrograd, delivering sermons in Orthodox churches, giving lectures and hiding church valuables of Catholic churches from seizures made by the Bolsheviks in his university apartment, where he also shelters (risking the lives of all his family members) A. V. Kartashev, released from the Peter and Paul Fortress until his leaving for Finland; besides, L. Karsavin became professor at the Petrograd Theological Institute and held the post of its rector for a short time. To study the works of medieval mystics, a circle of young scientists and students regularly gathered at the apartment of L. P. Karsavin. The deportation to Germany that followed in November 1922 disrupted the newly-formed course of Karsavin’s life. A group of young people interested in the commentary reading of the Gospel started gathering around Lev Platonovich. However, Karsavin could not get a permanent place in any German institution and had to work as a teacher at the Russian Scientific Institute in Berlin, which did not provide the vital needs for the family of 5 persons. The invitation to cooperate with the St. Sergius Orthodox Theological Institute being organized at that time in Paris, encouraged and attracted L. P. Karsavin, judging by the surviving documents, but the payment offered there was also insufficient. Under the current conditions, Lev Karsavin was forced to accept the proposal to join the work in the newly established Eurasian Organization, which guaranteed him a sufficient income, although such an agreement even more than in the previous three years distanced him from his usual and beloved sphere of professional creativity to study the Western European Middle Ages. He had to devote a significant part of his time to the “non-objective philosophizing”, as he later defined it. In a short time, Lev Platonovich, settled in Clamart, succeeded in organizing his own Eurasian circle, the direction of which differed significantly from the Prague Eurasianism. It was L. P. Karsavin who, on behalf of the Eurasian Organization, composed the first and most reasonable exposition of the new doctrine — Eurasianism. The Experience of Systematic Presentation. Most significant interest and notable controversy were caused by his writings dedicated to the place of Orthodox Church in the future Eurasian reorganization of Russian state. By the time Lev Karsavin left for the Republic of Lithuania, the activity of his Eurasian work was significantly reduced, however, having already settled in Kaunas, he continued to write for the Eurasian newspaper published in Clamart, and gave several lectures on the Eurasian movement to Russian and Lithuanian audiences in Vilnius. By the middle of 1929, his Eurasian activity was coming to an end. The obvious reduction in the Eurasian course, which did not receive sufficient recognition among the Russian diaspora, caused both by some obscurity of the new political doctrine itself and by the cessation of funding from private British philanthropists for the so-called Eurasian Party, prompted Lev Platonovich to summarize his own reflections on the content of Eurasian ideas and their place in a possible future reorganization of Russia. The below published text was sent by L. P. Karsavin to his Eurasian co-workers, but it was never issued. It is difficult to say whether the author himself intended to publish it.

Ключевые слова: Лев Платонович Карсавин, Петр Петрович Сувчинский, Кламарская Евразийская группа, Свято-Сергиевский православный богословский институт, Русское студенческое христианской движение, книгоиздательство YMCA

Keywords: Lev Platonovich Karsavin, Petr Petrovich Suvchinsky, Clamart Eurasian Group, St. Sergius Orthodox Theological Institute, Russian Student Christian Movement, YMCA Publishing house