К 135-летию со дня рождения архиепископа Свердловского Товии (Остроумова)

7 апреля 2019 года исполняется 135 лет со дня рождения архиепископа Пермского и Соликамского Товии (Остроумова). В 1940-50-х годах владыка Товия служил правящим архиереем Свердловской епархии, очень много сделавшим для сохранения церковной жизни на Среднем и Южном Урале, Зауралье и Приобье.

Мы бы хотели поделиться с вами воспоминаниями Надежды Сергеевны Каримовой, преподавателя Екатеринбургской духовной семинарии и родной внучки владыки Товии. Воспоминания были опубликованы в студенческом журнале семинарии “Твоя Церковь” в 2015 году.

Мои воспоминания о Владыке, моем деде, не могут носить полный характер: когда он упокоился, мне было всего 7 лет. Но воспоминания очень яркие, и, как мне кажется уже сегодня, они запечатлели в памяти самое главное и определяющее. Это тот образ исповедника веры Христовой, который руководит моей жизнью и возлагает на меня бремя, которое «легкое есть»: ответственности перед памятью моих предков – священников, как прославленных, так и пока не прославленных на земле.

Памятование дедушки всегда было руководящим в нашей семье, возможно, поэтому по рассказам моей крестной Елизаветы Александровны – старшей дочери Владыки Товии, и моей мамы – Софии Александровны – младшей дочери, оказалось, что сегодня я знаю и помню значительно больше, чем это могло быть фактически.

Горькие перемены в укладе жизни семьи протоиерея Александра Остроумова начались с начала 20-х годов. А в 1933 г. был закрыт Голутвинский Никольский храм, где батюшка прослужил от чтеца до протоиерея около 25 лет. Приход был переведен в церковь свт. Григория Неокесарийского, что на Большой Полянке в Замоскворечье. И хотя прихожан и батюшку встретили там с радостью, власти не оставили в покое семью священника. Она была выселена в Останкино, тогда на окраину Москвы. Младшую дочку исключили из школы как дочь священника, старшая была лишена возможности получить работу. Семья  стала именоваться «лишенцами», не имея права на продуктовые карточки. А сам батюшка был переведен в Троицкую церковь села Троицкое под Истрой, а затем в  храм села Павшино Московской области. Встречи с семьей были редки т.к. батюшка  оставался с приходом. Разлука с отцом семейства и духовной ее опорой была тяжела, но впереди были еще большие испытания. Наступали годы «большого террора», не только обезглавившие церковь, но и прошедшие своеобразным катком, пытавшимся раздавить, уничтожить главные духовные ценности  русского народа: веру, надежду, любовь. Действовали  репрессиями, беспочвенными доносами, лишением средств к существованию, разлучением пастыря с паствой, отцов с детьми, мужей с женами – все бесчеловечные и безнравственные средства в руках безбожной власти были «хороши». Семья Остроумовых с тревогой ежедневно узнавала об арестах и исчезновениях родных и знакомых в священнической среде Москвы.            Опуская сугубо семейные ранние события, расскажу о событиях, предшествующих поставлению на Свердловскую кафедру в1944 г.

12 декабря 1937 года супруга о. Александра, Надежда Сергеевна, и его дочери Елизавета и София так и не дождались приезда отца семейства домой из Павшино. На следующий же день Надежда Сергеевна приехала в Павшинский храм. Оправдались худшие предположения. О. Александр 10 декабря был арестован и увезен в неизвестном направлении. Бабушка Надежда Сергеевна не оставляла надежд узнать о супруге хоть что-нибудь. Однажды, в очередной приезд в Павшино, она случайно сквозь ограду местного отделения милиции увидела мужа. Красноармейцы волокли его, вероятно, с допроса. Сам идти он не мог, все лицо было в кровавых побоях. Это был страшный  удар для семьи и последний момент, когда она увидела своего супруга. В дальнейшем ее обращения к наркому внутренних дел Л. Берии и М. Калинину, председателю Президиума Верховного Совета СССР о пересмотре приговора «тройки»: 10 лет лагерей по статье 58,  не привели к результатам. В 1942 году 2 декабря Надежда Сергеевна предала дух Господу, с ней оставались только ее дочери.

Моя мама и крестная знали, по чьему (иудиному) доносу был арестован их отец, но никогда мне этого не передали, вероятно христианская любовь, молитва, вера  – все те нравственные качества, воспитанные в семье священника, и в этих обстоятельствах не разрушили в них заповеди Спасителя.            Как проходили годы заключения, дедушка никогда в дальнейшем не рассказывал. Из исторических сведений мы знаем, что в районе Рыбинского водохранилища канала имени Москвы, куда на валку леса был отправлен о. Александр, от голода, болезней и тяжелой работы по 18 часов в сутки гибло около 100 человек в день. Но Господь хранил своего пастыря в этих нечеловеческих условиях.  Последний год – два о. Александр в лагере встретил своего прихожанина из Голутвинского храма – врача, профессора медицины, отбывающего срок в лагерном лазарете. Ему удалось каким-то образом помочь своему пастырю, и он был переведен  с лесоповала санитаром в лазарет. Уверена, что  и здесь не обошлось без воли Божией, и мой дед не погиб без вести в обстоятельствах, противоборствующих жизни.

В конце 1944 г. наметилось изменение курса правительства в вопросах религии. Думаю, читатель их хорошо знает. Те немногие из оставшихся в живых священнослужителей были возвращены из лагерей и получили возможность возобновить служение в храмах. Был освобождён и протоиерей Александр Остроумов.  Я думаю, что освобождение моего деда, строго говоря просто, совпало с вышеназванным событием, или, возможно, явилось его следствием. Батюшка Александр приобрел заболевание из-за условий лагерной жизни. Может быть, желание отчитаться в освобождении священника и тяжесть заболевания делали в глазах мучителей батюшку не опасным, что подтверждает и формулировка «списан по болезни», предполагающая вероятно, списать его и из жизни. Но Господь благоволил иначе.

В начале 1944 года батюшка, уже вдовец,  был назначен настоятелем Преображенского храма села Цикуль Владимирской епархии, сопровожден с назначением места жительства в городе Муроме без права посещения Москвы.  Примечательно, что там и сегодня батюшку помнят, хотя храм, где он служил, сегодня,  на основании сведений, полученных мною от благочинного, стоит в разрушенном состоянии. В Архиве хранится его послужной список, написанный его собственной рукой. А на деле стоит пометка «Архиепископ Свердловский и Челябинский с 1944 по 1957 ».

Возобновляющаяся церковная жизнь требовала поставления правящих иерархов на вдовствующие кафедры. Эта устремленность Церкви коснулась и о. Александра Остроумова. 5 декабря 1944 года на заседании Священного Синода было выслушано прошение благочинного церквей Свердловской епархии протоиерея Николая Адриановского о назначении на вдовствующую Свердловскую кафедру Правящего Архиерея и было принято Определение: «Протоиерею Александру Ильичу Остроумову… по пострижении в монашество, быть епископом Свердловским и Челябинским с тем, чтобы наречение и хиротония совершены были в городе Москве по указанию Патриаршего Местоблюстителя».

Срочный вызов в Москву для о. Александра, возможно,  не был  неожиданным. С кончиной любимой супруги  и освобождением из лагеря для о. Александра путь монашеского подвига был ясен.  Предложение лишь укрепило давно зреющее решение. Прот. Александр Остроумов «10 декабря 1944 года в церкви Знамения, что на Переяславской слободе, города Москвы Патриаршим Местоблюстителем Митрополитом Ленинградским и Новгородским Алексием, Митрополитом Крутицким Николаем и Архиепископом Ярославским и Ростовским Алексием, рукоположен с именем Товия во епископа Свердловского и Челябинского».

Замечу, что в семье всегда существовало воспоминание о том, что во время одного из многочисленных паломничеств в Саров известная блаженная Паша Саровская молча подала о. Александру палку. Не предсказание ли это было блаженной старицы о будущем архипастырском служении?!

Отъезд  в г. Свердловск был назначен в ближайшие дни. Как рассказывала моя мама, она с сестрой присутствовали на хиротонии и первоначально грустили, понимая, что их отец входит в новое служение, им более не принадлежит, тосковали о собственном одиночестве. Но с любовью и смирением приняли волю Господа. Для моей мамы отъезд отца из Москвы, родовых мест, обернулся в дальнейшем счастливым замужеством. Она вышла замуж за сына Сергея Николаевича Можайского, иподиакона Владыки Товии, Сергея Сергеевича Можайского, только что вернувшегося с войны. От этого счастливого брака рождена была я, названа в честь св. Надежды мученицы и в память о моей бабушке Надежде Сергеевне. Сегодня мои горячо любимые родители уже отошли ко Господу, прожив трудную, но счастливую 60-летнюю супружескую жизнь. По милости Божией отошли они в один день, 29 мая, с разницей в два года. Вечная им Память!

Я любила бывать в комнате справа. Это был кабинет дедушки. И хотя он там работал, мне было спокойно сидеть на большом  диване с многочисленными котятами и кошкой, которых дедушка очень любил. Из кабинета была маленькая дверка в закуток – молельню. Обилие икон, ровный голос деда, стоящего  на молитве, приводили меня в трепет, я старалась напевать мотив молитвы без слов.  Вероятно, дедушка это видел и слышал, и, скорее всего, он хотел, чтобы я молилась, а не просто напевала мотив, потому что в Иоанно – Предтеченском храме он однажды меня, пятилетнюю девочку, привел на клирос и сказал: «Пой, как все». Помню богослужение в Иоанно-Предтеченском храме и то детское ощущение Светлого праздника, когда в Царских вратах храма с чашей в руках появлялся мой дед – Владыка Товия. Я не понимала тогда, как это дедушка выходит «с солнышком в руках?». Сегодня я понимаю, что это был Свет с большой буквы, а не только лучи солнца, врывающиеся в храм  из алтаря. Хорошо помню запах пихты (не ели) на Рождество, ее дедушка привозил к нам домой перед праздником. С тех пор этот запах будит острые воспоминания детства.  Пасху и Рождество праздновали всегда особо, мама шила мне обязательно новое платьице, (как когда-то ей самой ее мама) в котором вела меня в Иоанно-Предтеченский храм на службу. А потом к дедушке на «Крауля». Там собиралось священство, и в памяти у меня осталось громогласное пение батюшек уже дома перед праздничной трапезой. Самым красивым блюдом мне тогда казалась квашеная капуста с клюквой и тмином.  На Пасху – высокая по московской традиции творожная пасха (40-45 см.). Стол украшала корзина с расписанными масляной краской, пасхальными яйцами, перемежающимися тоже «на московский манер», стеклянными, многогранными яйцами, играющими своими гранями. И, конечно, запах куличей, которые пекли все в той же русской печи, выставляли вереницей «отдыхать» в кабинет и раздавали «бабуличкам», людям на костылях – вероятно, инвалидам, пришедшим с войны, просто нищим молитвенникам, – как ласково говорил дед: «отнеси убогиньким».            Но вернемся к служению Владыки Товии в Свердловске. По приезде Владыка был устроен в простом деревянном доме по улице Крауля, 29, на две комнаты с кухней. Хорошо помню маленькие сени, вход в прихожую. Направо была большая комната на три окна, где размещалось Епархиальное управление. Мне туда входить было страшновато, там всегда были батюшки или просто люди, наверное, из округи, по-деревенски одетые, встречающиеся с Владыкой и всегда получающие добрый архипастырский совет и помощь.

Пересказывать сведения о трудностях служения в епархии не буду. Личного знания у меня нет, а факты изложены в имеющихся исследованиях (хотя иногда и не совсем точно).

Но те мамины воспоминания, на которых я выросла, воспоминания людей, близко знавших Владыку, например, о. Александра Лехно (ныне почившего), фото, мои детские ощущения и мои изыскания, которые я веду сегодня, говорят о том, что Владыка был истинным служителем и исповедником Господа нашего Иисуса Христа. Отличался искренней простотой, жертвенностью, бескомпромиссностью, несмотря на время его служения. Например, он первый в советское время обратился к властям с ходатайством о возвращении мощей праведного Симеона  Верхотурского. Кто сегодня может с достоинством оценить такую духовную крепость непоколебимо прошедшего застенки безбожной власти, и  в пятидесятые годы, годы возобновления гонений на священство и Церковь не промолчавшего, возгласившего голос Церкви о своих праведниках?! Перед страстной седмицей 1956 г. Владыка с острым приступом болезни, приобретенной в лагере, оказался в больнице. С первыми признаками ослабления болезни он ушел и всю страстную седмицу отслужил в храме. Сохранилось фото, где Владыка стоит в Царских вратах с лицом, выражающим, очевидно, нестерпимую физическую боль, им переживаемую. Но он не покинул свой архипастырский пост.

Свой путь на земле Владыка окончил 5 мая 1957 г. в Перми, куда был переведен за месяц до кончины.  Покоится на территории Свято-Троицкого кафедрального собора (Слудской Церкви) за алтарем, где есть могилы и других архиереев, в том числе Высокопреосвященного Николая (Бычковского), друга Владыки Товии, приехавшего вместе с ним в Пермскую епархию и в дальнейшем ставшего правящим Архиереем. Я очень благодарна Пермскому священству и всем Архиереям последующих лет, чтившим и сохранившим память и место упокоения Владыки. Я благодарна Архипастырям и священству Екатеринбургской епархии, также хранящим память о Владыке Товии.

Вечная память Владыке Товии и всем сохранившим веру Христову в тяжелые безбожные годы и передавшим ее грядущим поколениям!

Надежда Сергеевна Каримова,

преподаватель Екатеринбургской духовной семинарии,

внучка архиепископа Товии (Остроумова)