ВЕСТНИК ЕКАТЕРИНБУРГСКОЙ ДУХОВНОЙ СЕМИНАРИИ. 2015. №4 (12)

Аннотация. В статье рассматривается вопрос о периодизации истории Русской Церкви. Прежде всего показываются подходы к решению этого вопроса историков Церкви, начиная от митрополита Платона (Левшина) и до современных исследователей. К числу рассмотренных концепций деления русской церковной истории относятся труды как известных, так и малоизвестных историков: митрополита Платона (Левшина), А. н. муравьева, святителя Филарета (гумилевского), П. В. Знаменского, П. И. малицкого, А. П. Доброклонского, Е. Е. голубинского, протоиерея Алексия Лаврова, священника сергия мансурова, Е. сумарокова, диакона Владимира Русака, И. К. смолича, А. В. Карташева, н. Д. тальберга, В. И. Петрушко, протоиерея В. Цыпина. Автор показывает, какие факторы легли в основу той или иной периодизации и в чем, на его взгляд, заключаются их сильные или слабые стороны. К некоторым концепциям автор высказывает свои замечания, комментарии и т. д.
Автор полагает, что необходимо новое осмысление периодизации истории Русской Церкви, и предлагает свой подход. В основу дефиниций всех исторических периодов, по его мнению, может быть взят сан предстоятелей, возглавлявших Русскую Церковь. При таком подходе даты и названия периодов можно представить следующим образом: митрополичий (988–1589), Патриарший (1589–1700), синодальный (1700–1917) периоды и современный период восстановленного Патриаршества (1917—).Причем первый период обязательно делится на две части: 988–1448 гг., когда Русскую Церковь возглавляли митрополиты, находившиеся в константинопольской юрисдикции, и, наконец, 1448–1589 гг., когда во главе Русской Церкви стояли автокефальные Всероссийские митрополиты.

Abstract. The question of the periodization of the history of the Russian Church is treated in the article. To begin with, we show up the different approaches to the problem among the church historians, from metropolitan Platon (Lyovshin) up to the present day, including both well-known and less renowned persons. They include: metropolitan Platon (Lyovshin), Alexey N. Muraviev, St. Philaretos (Gumilevsky), Pyotr V. Znamensky, Pavel I. Malitsky, Alexander P. Dobroklonsky, Evgeny E. Golubinsky, archpriest Alexey Lavrov, priest Sergiy Mauthor points at the factors that lay behind this or that concrete periodization and, at the same time, at their strong and weak sides (to his mind). To several conceptions he added his comments, remarks and so on.
The author believes that we need the periodization of the Russian Church history to be revisited, and puts forward his own approach. As the basis of the definitions of all the historical periods we may take the rank of the head of the church. If this is the case, then the dates and names of the periods of this history can be presented as follows: 1. The metropolitan period (988 to 1589), 2. The Patriarch period (1589 to 1700); 3. The Synodal period (1700 to 1917), and: 4. The contemporary period of the renovated Patriarchate (from 1917 on). The first period at that is necessarily divided into the two parts: a) 988 to 1448, when the russian church was headed by the metropolitans who recognized the jurisdiction of the constantinopolitan Patriarchate; b) 1448 to 1589, when it was guided by the autocephalous metropolitans of all Russia.

Ключевые слова: история Русской Церкви, периодизация, периоды русской церковной истории, введение в историю Русской Церкви

Keywords: the history of the Russian Church, periodization, the periods of the Russian ecclesiastical history, an introduction into the history of the Russian Church

Аннотация. Cтатья посвящена анализу государственной деятельности великой княгини Ольги и определению ее вклада в становление и развитие Древнерусского государства в X в. Для более четкого раскрытия данных вопросов в статье сначала определены черты раннего государственного объединения, созданного первыми древнерусскими князьями: Рюриком, олегом и Игорем. Автор делает вывод, что в нем отсутствовали такие важные черты государства, как верховная власть, основанная не только на военной силе, но и на договоре со всеми подданными, четко выраженная граница, единое законодательство и т. д. Поэтому Древняя Русь при первых князьях была непрочным объединением и в любой момент могла распасться на отдельные части. В 945 г., как известно, против великого князя Игоря подняли восстание древляне и убили его.
Перед овдовевшей княгиней ольгой встали задачи не только сохранить за собой и малолетним сыном святославом верховную власть, но и укрепить аморфное образование — Древнюю Русь путем превращения ее в настоящее государство. она с успехом справилась с этими сложнейшими проблемами. Лично отомстив древлянам за смерть мужа, она продемонстрировала всем силу, способность усмирять бунтовщиков и водить полки. В древнейшие времена это были главные качества верховных властителей. После этого княгиня провела важнейшие реформы: определила границы страны, выделила княжеский домен, урегулировала вопрос налогообложения, заложила основы законодательства. Затем она занялась укреплением и расширением международных связей и, чтобы встать в один цивилизационный ряд с другими европейскими странами, планировала крещение подданных. но это ей сделать не удалось из-за целого ряда объективных причин.
В заключительной части статьи сделан вывод о вкладе великой княгини Ольги в развитие Древнерусского государства. он состоял в укреплении верховной власти не с помощью силы, как это было при первых древнерусских князьях, а путем урегулирования отношений с подданными. Княгиня придала прежнему аморфному объединению племен государственные черты: обозначила границы, реформировала налогообложение и разработала основы законодательства. В правление ольги изменилась и внешняя политика. Ее целью стали не завоевательные походы, а культурный и торговый обмен с соседними странами. В статье ставится вопрос о важной роли княгини ольги в формировании взглядов и убеждений крестителя Руси князя Владимира.

Abstract. The article is aimed at the analysis of the great Princess Olga’s state activity and at the determining of her contribution into the growth and development of the ancient russian state (the ancient rus’) in the 10th century. To elucidate these questions more clearly, we first specify the distinct features of that early state unity which was created by the first ancient russian princes, to wit, Ryurik, Oleg, and Igor. The author concludes that the unity in question lacked some so important features of any state as: the supreme power, based not only on the military force, but also on the treaty between the ruler and all his subjects; a clear-cut borderline; the integrated law system etc. As a consequence, the ancient rus was not a solid political entityand constantly ran a risk of being disintegrated at any given moment. as is well known, in 945 the tribe of drevlyane became insurgent against the great Prince Igor and killed him.
As a result of those events, the princess Olga not only turned into a widow, but also was faced with the task of retaining the supreme power for herself and for her adolescent son Sviatoslav, as well as of strengthening that shapeless phenomenon which was there the ancient rus, by its turning into a real state. She has managed to solve these extremely difficult problems. having personally avenged on the drevlyane of the murder of her husband, she demonstrated to everyone her strength together with her ability to pacify the insurgents and to command the troops. In those ancient times these were the main faculties to be possessed by a supreme ruler. Later on the Princess has pursued the essential reforms. She determined the borders of her state, singled out the princely domain, settled up the taxation problems, and laid down the basis of the law system. Thereafter she was busy with the consolidation and widening of the international relations. She also planned the baptism of her subjects so as to line up in a single civilizational row with the other European countries. But a big number of objective reasons prevented her from realizing these plans.
In the conclusion of the paper we underscore the Olga’s contribution into the development of the ancient russian state. Its essential feature was the strengthening of the supreme power not by force as it had been the case with the first princes of the ancient rus, but by settling up her relations with her subjects. Olga gave the former shapeless union of different tribes the features of a state, marked out its borderlines, pursued the reforms of taxation and elaborated upon the fundamentals of the law system. The foreign policy also changed during olga’s reign. Instead of being targeted at aggressive campaigns against the neighbouring countries, it began to aim at the cultural and trade interchange with them. last but not least, we posit the question of olga’s essential role in the formation of views and convictions of Prince Vladimir, who was to be the baptizer of Rus.

Ключевые слова: Древняя Русь, государственная деятельность княгини Ольги, укрепление верховной власти, реформа налогообложения, основы законодательства, мирная внешняя политика, крещение в константинополе, проблема христианизации Древнерусского государства

Keywords: Ancient Rus, princess Olga’s state activity, the strengthening of the supreme power, the taxation reform, the fundamentals of the law system, the peaceful foreign policy, the baptism in Constantinople, the problem of the Christianization of the Ancient Russian state.

Аннотация. В статье на основании источников показывается изменение места и понимания роли святого князя Владимира и Крещения Руси в конце X в. в концепции «византийского наследия». В официальной идеологии московского царства данная концепция приходит на смену господствовавшей ранее теории «Москва — третий Рим» в середине XVII в. отличие новой идеи состоит в том, что уже не упоминается ветхий Рим, греки сохраняют неповрежденную веру, а московские цари — наследники Византии, их задача воссоздать Ромейское царство и освободить всех православных христиан. Автор статьи приходит к выводу, что роль крестителя Руси очерчивается в зависимости от отношения к православному Востоку (прежде всего, к грекам). В рамках идеи «Москва — третий Рим» факт принятия веры от греков ставится под сомнение, намеренно замалчивается, становится неудобным, акцент смещается на восприятие веры от апостола Андрея. В пришедшей на смену идее «Москва — третий Рим» в середине XVII века концепции «византийского наследия» коренным образом меняется отношение к факту принятия веры от Византийской империи. Автор сравнивает отношение к факту принятия веры от греков старца Арсения Суханова и митрополита сибирского Игнатия (Римского-Корсакова). Факт Крещения Руси не только признается, но и становится актом трансляции империи, актом постепенной передачи царской (императорской) власти, актом вхождения в политическую жизнь Византийской империи.

Abstract. In the paper we show up, basing on the sources, the shift in understanding the place and role of Saint Prince Vladimir and of the baptism of rus in the end of the 10th century within the conception of the “byzantine inheritance”. Within the official ideology of the muscovite state this conception superseded the previously dominant “moscow — the Third rome” theory in the middle of the 17th century. The specific feature of the new idea lies in the absence of any reminiscences of the old rome, while the fact of the greeks having conserved the undamaged faith is highlighted, together with the idea of the muscovite tsars as the true heirs of byzantium and of their task being to renew the Empire of the romans (rhomaioi) and to release all the orthodox christians. The author’s conclusion is that the role of the baptizer of the rus is understood in dependence on any given writer’s attitude towards the christian East (i. e., towards the greeks, first of all). Within the framework of the “moscow — the Third rome” paradigm the fact of the acceptance of the faith from the greeks was doubted, passed over in silence deliberately, became inconvenient, while the accent shifted towards the acceptance of orthodoxy from the apostle andrew. So within the conception of the “byzantine inheritance”, which was to supersede the “moscow — the Third rome” idea in the mid-seventeenth century, the attitude towards the acceptance of the faith from the byzantine Empire changed radically. The author compares this attitude in elder arseny Sukhanov and in Ignatius (rimsky-korsakov), metropolitan of Siberia. The fact of the baptism of the rus was not only recognized in both theologians, but became the act of the translatio Imperii, that of the gradual handing over of the imperial power and of the entrance of rus into the political life of the byzantine Empire.

Ключевые слова: «византийское наследие», Крещение Руси, князь Владимир, митрополит Игнатий (Римский-Корсаков)

Keywords: “the byzantine inheritance”, the Baptism of the Rus, prince Vladimir, Metropolitan ignatius (Rimsky-Korsakov)

Аннотация. Особенности формирования монастырских общин в Древней Руси не раз становились предметом научного исследования. Тем не менее по-прежнему остаются плохо выясненными многие аспекты организации монашества в целом и комплектования конкретных иноческих общин в частности. Представленная статья пробует отчасти восполнить выявленные лакуны, еще раз формулируя проблему социальных принципов пополнения древнерусского монашества.
На процесс возникновения монашеских общин в Древней Руси оказывало влияние множество факторов, в том числе социальная организация самого восточнославянского общества, а также ситуация внутри правящих элит. особенностью древнерусского иночества может считаться то, что его основу составили представители княжеского окружения и наиболее обеспеченных городских слоев. Такое положение дел объяснялась как культурными особенностями эпохи, так и нормами монашеской жизни, допускавшими неформальные ограничения для поступавших и даже предполагавшими обязательное внесение кандидатом определенных материальных взносов.
Судя по всему, принятие обетов несло существенное поражение прежних социальных и иных прав инока. Крайне сложны были отношения и внутри общин: это касалась как имущественных, так и существенных моральных различий насельников. Приходится отметить, что требования к личным нравственным, религиозным и интеллектуальным качествам иноков с каждым поколением снижались.
Все перечисленное позволяет заключить, что социально-правовое положение иночества в XI–XIII вв. оставалось крайне нестабильным как внутри самой церковной иерархии, так и в глазах правящей верхушки. Предельно сложной была ситуация и в отношении пополнения иноческих общин новыми насельниками. Если первые монахи отличались независимостью суждений, искренней аскетичностью и ярко выраженным религиозным чувством, то с середины XII в. ситуация изменятся. наиболее вероятной причиной происходивших трансформаций, как видится, следует рассматривать изменение качества самих элит и княжеского окружения, из которых рекрутировались новые поколения иноков.

Abstract. Peculiarities of the establishment of monastic communities in the ancient rus repeatedly became the subject of research. Nevertheless, many aspects of the organization of monasticism in general, and of the recruiting of concrete monastic communities, in particular, have not still been sufficiently elucidated. The paper tries to at least partially fill the gap by positing once more the question of the social principles which were directing the recruiting of the ancient russian monasticism during the period under survey.
Many factors influenced the process of the emergence of monastic communities in the ancient rus, including the social organization of the Eastern Slavic society and the situation within the then ruling elites. The fact that the representatives of the princely entourage and the richest strata in the cities formed the basis of the ancient russian monasticism can be regarded as one such peculiarity of the monastic movement. Such a state of affairs can be explained both by the specific features of the ancient russian culture and by the monastic life norms which allowed some informal restrictions for the candidates in monasticism and even supposed the payment by a candidate of certain material subscriptions to be done.
In all probability, the taking up of the vows entailed a serious deprivation of the new monk in his former social rights as well as in those of other types. The relations within the communities themselves were extremely complicated, as can be seen at the example of differences in both property and moral faculties between the friars. We are bound to note that the requirements to be met by the monks’ personal moral, religious, and intellectual faculties decreased from generation to generation.
All the aforesaid allow us to conclude that the social and juridical position of the monasticism from the eleventh to the thirteenth centuries remained highly unstable not only within the ecclesiastical hierarchy itself, but also in the eyes of the ruling top. as the fulfillment of the monastic congregations with the new members is concerned, the situation was also extraordinarily difficult. If the specific feature of the first monks was the independence of judgment, sincere asceticism and the vivacious religious feeling, then, from the mid-twelfth century on the situation began to change. The change in quality of the elites themselves and of the princely entourage from which the new generations of the monks were recruited is to be regarded, as we see it, as the most likely reason of the transformations which were then taking place.

Ключевые слова: Русская Православная Церковь, древнерусское монашество, Киево-Печерский монастырь, Новгородская епископия, Киевская Русь

Keywords: the Russian Orthodox Church, the ancient Russian monasticism, the Kiev Cave monastery, the novgorod bishopric, the Kievan Rus

Аннотация. В предлагаемой статье анализируется фрагмент из 23-го «Гимна Божественной Любви» св. Симеона Нового Богослова, посвященный описанию паука и его занятий. Выясняются переклички в трактовке образа св. Симеоном с речами свт. Григория Богослова и фрагментом Демокрита (154Dk). Анализ паука и паутины, скорее всего, нужен автору для того, чтобы подчеркнуть, что Промысел Божий (вопреки Иоанну Италу и его единомышленникам) распространяется на все сущее.

Abstract. A fragment from the 23rd hymn of the Divine love by St. Symeon the New Theologian, which is dedicated to a description of spider and his occupations, is analyzed. Some affinities between the hymn, on the one hand, and the treatment of spider in the orations by St. gregory the Theologian and in a snatch from Democritus (154 Dk), on the other hand, are cleared up. The analysis of spider and his spin was necessary to the author, most likely, for defending (versus John Italos and similarly-minded persons) the tenet of the Divine Providence encompassing all the things created by god.

Ключевые слова: прп. Симеон Новый Богослов, «Гимны Божественной любви», свт. Григорий Богослов, промысл Божий, иоанн итал, Демокрит, образ паука, пчела

Keywords: St. Symeon the new Theologian, The hymns of the divine love, St. gregory the Theologian, the divine providence, John italos, democritus, the image of spider, bee

Аннотация. В статье рассматриваются идеологическая основа и практика создания женских миссионерских монастырей на примере Пермской епархии конца XIX — начала XX вв. отмечено, что концепция женского миссионерского монастыря была менее проработана идеологом российского миссионерства архимандритом Макарием (Глухаревым), чем мужского. Предлагаемый им проект создания женского образовательного миссионерского монастыря не был реализован ни им, ни при создании Православного миссионерского общества. на практике получили распространение женские монастыри как миссионерские станы, которые служили для коренных народов не только центрами благочестия, но и образцовыми хозяйствами, благотворительными учреждениями, очагами начального образования. создание таких монастырей не было частью церковной политики, они основывались по инициативе частных лиц, считающих своим христианским и гражданским долгом способствовать улучшению положения коренных народов России. В основе деятельности женских миссионерских монастырей лежала концепция Н. И. Ильминского, предполагавшая христианизацию через русификацию, которая должна была проводиться гуманными методами просвещения, проведения богослужения и проповеди на родных для этих народов языках, оказания благотворительной помощи. Женские миссионерские монастыри, устраиваемые в самых удаленных и бедных местах, где особо остро ощущался недостаток церквей и образовательных учреждений, способствовали не только их православной катехизации, но и усвоению русской культуры, в том числе более передовых форм хозяйствования, что позитивно сказывалось на развитии коренных народов России. Женским монастырям более удавалась миссионерская работа среди населения, имеющего языческие воззрения, чем среди старообрядцев. Необходимость специальной подготовки монахинь к миссионерской работе привела к организации в начале XX в. краткосрочных курсов для них, которые проводились и в Пермской епархии, а также к организации общероссийских высших женских богословских курсов. Привлечение монахинь к миссионерской работе было одной из форм расширения роли женщин в деле просвещения и благотворительности в России в конце XIX — начала XX вв.

Abstract. We consider in the article the ideological basis and the practice of creating missionary nunneries on the example of the Perm diocese at the turn of the twentieth century. We note that the conception of a missionary nunnery was elaborated upon in less extent by the ideologist of the russian missionary activity, archimandrite macarius (glukharev), than that of a missionary monastery. The project of establishing a missionary and educational nunnery that was proffered by archimandrite macarius was not realized by himself or by those who created the orthodox missionary Society. In practical life nunneries were widespread as missionary camps which served for the aborigine peoples not only as the centers of piety but as the exemplary farms, charity institutions, and the hearths of elementary education. The establishment of such nunneries was not a part of the ecclesiastical policy, but took place due to the lead of private persons who considered it to be their christian and civic debt to facilitate the improvement of the position of the aborigine peoples in russia. The basis of the missionary nunneries’ activity was the conception of Nicholas I. Ilminsky, which supposed their christianization through russification (a conversion into russian culture and customs). This russification had to be pursued with the humane methods of enlightenment, conducting of the church services and preaching in those peoples’ native tongues, together with the almsgiving. So the missionary nunneries were established in the utmost hinterland, in the poorest places, where the lack of churches and educational institutions was especially glaring. The nunneries were therefore instrumental not only in those peoples’ orthodox catechism, but in their appropriation of the russian culture, including the more advanced forms of economic life. all this had a positive impact upon the development of the aborigine peoples. The nunneries were more successful in carrying on their missionary work among the peoples with the pagan world outlook than among the old believers. The sharp necessity of the nuns’ special preparation for the missionary work led to the organization of the short-term courses for them at the turn of the 20th century, which were held in the Perm diocese, as well as to the emergence of the all-russian higher Female Theological courses. The involvement of nuns into the missionary work was one of the forms of the expansion of women’s role into the enlightenment and social charity in russia at the turn of the century.

Ключевые слова: миссионерские монастыри, миссионерская деятельность, архимандрит Макарий (Глухарев), русификация, модернизация, просветительная деятельность, пермская епархия, священномученик иаков Шестаков, архимандрит Зосима (Рашин)

Keywords: missionary nunneries, missionary activity, archimandrite Macarius (glukharev), russification, modernization, enlightenment, the perm diocese, the holy martyr Jacob Shestakov, archimandrite Zosima (Rashin)

Аннотация. В статье на примере Вятской губернии рассматриваются вопросы взаимодействия России и Афона во второй половине XIX — начале XX в. Автором выявлены факторы, которые обусловили тесные связи Вятки со святой горой, в частности, показано значение «Писем святогорца», автором которых был вятчанин иером. Серафим (Веснин). Личность вятского святогорца и его литературные произведения оказали значительное влияние на формирование устойчивой традиции активного паломничества вятчан на Афон, многие из которых приняли там монашеский постриг.
В статье раскрывается процесс влияния паломников и монахов-афонитов на духовную жизнь края, благодаря которым на Вятке складывается особый слой из духовенства и мирян, избравших в качестве образца афонский духовный опыт. Одновременно формировался круг вятских благотворителей, которые оказывали материальную помощь Афону. В центре внимания автора статьи стоит личность прп. Стефана Филейского, который не только дважды побывал на Афоне, прожив там несколько месяцев и впитав в себя опыт афонских обителей, но и стал активно прививать эти традиции на Вятской земле. обращено внимание на отношение афонских монахов к вятскому старцу и его литературному наследию, что выразилось в широкой издательской деятельности его книг Пантелеимоновым монастырем и Андреевским скитом.
Автором раскрывается значение прп. Стефана как человека, который одним из первых стал прививать общежительный устав в вятских монастырях в синодальный период, опираясь на афонский опыт, в частности, используя наставления духовника Пантелеимонова монастыря Иеронима (Соломенцова). Созданный прп. Стефаном в конце XIX в. Филейский Александро-Невский монастырь стал проводником общежительного устава в Вятской епархии. Также он возродил традиции старчества на Вятской земле, продолженные его учениками, в первую очередь прп. Матфеем Яранским. В то же время в статье показаны про-блемы, которые возникли в обители после смерти ее основателя, поскольку новые настоятели, даже имевшие опыт жизни в афонских монастырях, не смогли сохранить высокий уровень духовной жизни и соблюсти исполнение афонского устава.
Еще одним направлением взаимодействия Вятки и Афона, представленным в статье, стали присылаемые со святой горы иконы, которые имелись почти во всех вятских монастырях и во многих храмах. В частности, раскрывается история почитаемого на Вятке афонского образа вмч. Пантелеимона, который сохранился до наших дней.

Abstract. In the article on the example of the Vyatka province the interaction between russia and the mount athos during the second half of the 19th and the beginning of the 20th centuries is studied. The author reveals those factors that brought about the close ties of the Vyatka with the holy mountain. In particular, she shows the significance of the “letters to a monk of the holy mountain,” the author of which was the Vyatka resident hieromonk Seraphim (Vesnin). It was through his letters that a strong tradition formed of the active pilgrimage of the Vyatka inhabitants to the mount athos. many of them later on became monks there.
The article also discloses the influence of both the pilgrims and the athonite monks upon the spiritual life of the region. Thanks to those people, in Vyatka a special layer of the clergy and laity was formed, the representatives of which chose as a paragon for them the athonite spiritual experience, and the range of the Vyatka benefactors appeared as well who provided financial assistance to athos.
The focus of the author is the personality of the revd. Stephen Fileysky, who not only visited the holy mount twice, having lived there for several months and absorbed the experience of the athonite monasteries, but also began to actively instill those traditions in the Vyatka land. attention is paid at the athonite monks’ attitude towards St. Stephen and his literary heritage, which resulted in the wide publishing of his books by both the Panteleimon monastery and St. andrew’s Skete.
The author shows up the importance of revd. Stephen as a person, who first began to impart the cenobitic rule in the Vyatka monasteries during the synodal period, based on the experience of the mount athos, and, in particular, on the experience of the Panteleimon monastery confessor hieromonk Jerome (Solomentsov). The Fileysky alexander Nevsky monastery which was created by revd. Stephen at the end of the 19th century was the conductor of the cenobitic rule in the Vyatka diocese.
He also revived the traditions of the elders in the Vyatka land, which were later on continued by his disciples, particularly by revd. matthew of yaransk. at the same time, the article shows the problems that arose in the monastery after the death of its founder, as the new abbots, even though they possessed the experience of living in the holy mount monasteries, were not able to maintain the high level of spiritual life typical for St. Stephen and to comply with the observance of the rule pursuant to the mount athos.
Another area of cooperation between the Vyatka and athos, presented in the article, were the icons sent to the region from the holy mountain. almost every temple and many monasteries in Vyatka were then enriched with the athonite icons. In particular, our paper tells the story of the athonite icon of the great martyr Panteleimon, which acquired a special veneration in Vyatka and survives to this day.

Ключевые слова: Афон, Вятка, монашество, преподобный Стефан Филейский, общежительный устав, старчество, иконы

Keywords: athos, Vyatka, monasticism, the Rev. Stephen fileysky, the cenobitic rule, elders, icons

Аннотация. Статья посвящена вопросу о численности приверженцев «древлего благочестия» в пореформенное время в Екатеринбурге. Богатое и влиятельное старообрядческое сообщество присутствовало в городе со второй половины XVIII в. Представители торгово-промысловых кругов старообрядческой среды играли здесь заметную роль на должностях городского головы и в городской думе, начиная со времени учреждения органов городского самоуправления в царствование Екатерины II и вплоть до ужесточения Николаем I государственного курса по отношению к староверам в 1830-х гг., когда многие из них вынуждены были перейти в единоверие.
В статье вопрос о численности старообрядцев города рассматривается с 1860-х гг. — после завершения периода активного преследования, сопровождавшегося утратой прежнего влияния их представителей в органах самоуправления. Одним из первых источников с данными по различным конфессиям Екатеринбурга являются материалы, собранные офицерами генерального штаба и опубликованные Х. Мозелем. Его данные о доле старообрядческого населения города в 1860 г. (4,8 %) незначительно отличаются от сведений, полученных Пермским статистическим комитетом за 1861 г. (3,8 %), и в большой степени подтверждаются однодневными городскими переписями 1873, 1887 гг. и Всеобщей переписью 1897 г. также фиксирующими 4–5 %. Отмечается, что приемы сбора сведений различными ведомствами на протяжении рассматриваемого периода не были единообразными. При сравнении данных всего круга источников обращают на себя внимание материалы Пермского статистического комитета за 1892 г., собранные с привлечением полиции: они характеризуются самыми минимальными значениями о женском старообрядческом населении Екатеринбурга и фиксируютсяв виде трудноинтерпретируемых «провалов» по сравнению с цифрами из других источников. Рассмотрение данных из подворных переписей Екатеринбурга на фоне сведений, полученных с помощью других приемов учета населения в целом и старообрядческого в частности, позволяет говорить о них как об источнике, обладающем более высокой точностью, чем сводные данные губернского статистического комитета.

Abstract. The article focuses on the number of the old believers of the “ancient piety” (drevlee blagochestie) in the post-reform period in Ekaterinburg. The rich and influential old believers community was a part of the city population since the second half of the 18th century. The representatives of the trade circles, gold mining, and crafts, stemming from the old believer communities, have had a great impact here. They often held the post of the mayor and were among the members of the city council, since the emergence of the municipal authorities under the reign of catherine II till the tightening of the state policy by Nicholas I in the 30-es of the 19th century when many among the old believers were forced to turn into the so-called “edinoverie” (lit. “the unitary faith”).
In the article the question of the city old believers is considered from the 60-es of the century — after the end of the active persecution, followed by the loss of their former influence upon the municipal government. one of the first sources of data on various Ekaterinburg denominations were the materials collected by the officers of the general Staff and published by h. moselle. his data concerning the proportion of the yekaterinburg old believer population in 1860 (4.8 %) differed slightly from the information received by the Perm Statistics committee for 1861 (3.8 %), and were to a large extent confirmed by the one-day municipal censuses in 1873, 1887 and by the 1st general census in 1897, which all also fixed the rate of 4 to 5 %. It may be noted that the methods of collecting information by different agencies during the period under review were not uniform and of high quality. When comparing all the circle of the sources available, a scholar’s eye is caught with the materials of the Perm Statistics committee for 1892, compiled with the assistance of the police, as they were characterized by the minimum values possible of the female old believer population in Ekaterinburg. moreover, the data in question were fixed in the form of a “sharp decline”, and so they were hard to explain in comparison with analogous figures from the other sources. The examination of the data from the census in the yards and houses of Ekaterinburg, carried on against the background of the information obtained by other methods of public accountingas a whole and of the record keeping of the old believers, in particular, allows us to speak of those censuses being such a source that has had a higher accuracy as compared to a consolidated data of the provincial (guberniya) statistical committee.

Ключевые слова: статистический учет, старообрядцы Екатеринбурга, переписи, историческая демография

Keywords: statistics, the Ekaterinburg old believers, census, historical demographics

Аннотация. Заметка представляет собой обзор литургических обычаев и явлений, упоминаемых Северианом Гавальским в его проповедях. Будучи живым и запоминающимся оратором, Севериан Гавальский является ценным свидетелем различных обычаев, бытовавших в среде его константинопольской паствы в конце IV — начале V века; для наглядности проповеди он также ссылается и на современные ему богослужебные практики. В статье привлекаются недавно опубликованные и малоизвестные тексты Севериана; каждый проанализированный фрагмент сопровождается библиографической информацией. Литургическая документация представлена рядом цитат в древнегреческом оригинале и в нашем русском переводе.

Abstract. The present note is a survey of the liturgical usages and phenomena mentioned by Severian of gabala in his homilies. being an orator of vivacious style, Severian of gabala is a precious testimony to the various everyday practices of his constantinopolitan flock at the turn of the 4th and the the 5th centuries; in order to be better understood, he refers himself to some contemporary liturgical habits as well. recently published and little known sermons by Severian have been used in the article; each analyzed fragment is accompanied with the bibliographical information on them. The liturgical documentation consists of a number of quotations in the ancient greek original and our russian translation.

Ключевые слова: Севериан Гавальский, византийская литургия IV–V вв., литургия в Константинополе, антифонное пение, Крещение, положение проповеди внутри богослужения, рукоположение, Трисвятое

Keywords: Severian of Gabala, Byzantine liturgy of the 4th–5th centuries, liturgy in Constantinople, antiphonal Chant, Baptism, liturgical Context of the Sermon, ordination, Trisagion

Аннотация. Работа завершает публикацию переписных книг земельных владений Верхотурского свято-николаевского монастыря в 1678 г. Вниманию читателей представлено описание, осуществленное верхотурскими сыном боярским Н. И. Несенцевым и подьячим А. Бутаковым. В переписной книге этими администраторами фиксируются «далние» угодья Никольской обители — находящаяся на р. Пышме заимка и ее насельники (живущие «за монастырем» люди — крестьяне, «бобыли», «вкладчики» и наемные работники). Кроме описания владений Верхотурской никольской обители в задачу сына боярского и подьячего входила перепись всех находящихся на р. Пышме церковно-монастырских земель — владений тобольского архиерейского дома и Невьянского Богоявленского монастыря.
В переписи земель Свято-Николаевского монастыря 1678 г. содержатся пространные, подчас уникальные материалы по социально-экономической истории обители. Однако этот источник, в отличие от проводившейся на два года позднее — в 1680 г. переписи Л. М. Поскочина, которая наряду с иными землями Верхотурского уезда отмечала и «никольские» (Пышминскую заимку, в частности), до сих пор в трудах по истории Свято-Николаевского монастыря используется крайне мало. Между тем, сравнение данных двух хронологически близких перечнево-массовых документов предоставляет историкам редкие исследовательские возможности. названное обстоятельство делает актуальной полную публикацию текста переписных книг Верхотурской никольской обители 1678 г. Настоящая работа, как уже сказано, являет собой вторую часть переписных материалов монастырских земель — переписную книгу Н. И. Несенцева. текст источника снабжен историческими комментариями. они касаются персонально-биографических данных упомянутых в переписи лиц.

Abstract. The present work is the completion of the publication of the census books of the land possessions of the Saint Nicholas monastery in Vierkhoturie dated back to 1678. Now we present to the readers’ attention the description made by the boyar son N. I. Nesentsev and the podiachiy (the low-rank official) a. butakov, who both lived in Vierkhoturie. In the census book these administrators fixed the “farther” (dalnie) farms of the Nicholas cloister, to wit, the land allotment (zaimka) which was situated on the river Pyshma and its inhabitants (the people who lived “beyond” the monastery, i. e., the peasants, the poor men (bobyli), the “contributors” (vkladchiki), and the employees). besides the description of the monastery’s land possessions, the task of Nesentsev and butakov included a census of all the monastic lands on the river Pyshma, to wit, the property of the tobolsk archpriest house and of the bogoyavlensky (Epiphany) monastery in Nevyansk.
In the 1678 census some rich, sometimes unique materials for the socio-economic history of the cloister are contained. but, unlike the census conducted by l. m. Poskochin two years later (in 1680), in which the “Nicholas” lands, as, e. g., the Pyshma allotment (zaimka) were marked out, the present source so far is not almost used in the studies on the history of the Saint Nicholas monastery, save for unique cases. but in the meantime, a comparison of the two census and enumeration documents, chronologically close to one another, will provide historians with rare research possibilities. This circumstance makes the full publication of the Saint Nicholas 1678 census books an extremely important task. The present work gives the readers the second part of this census book, namely, the work by N. I. Nesentsev. The source text is accompanied with a historical commentary. It touches upon the prosopographical data concerning the persons mentioned.

Ключевые слова: Урало-Сибирская церковная история, Верхотурский Свято-Николаевский монастырь во второй половине XVII в., актовая археография, историческая генеалогия

Keywords: the ecclesiastical history of urals and Siberia, the Saint nicholas monastery in Vierkhoturie in the second half of the 17th century, the act archaeography, historical genealogy

Аннотация. В настоящей публикации представлен комплекс писем, связанных с именами двух ученых, внесших немалый вклад в развитие отечественной науки: великого литургиста, византиниста и востоковеда Алексея Афанасьевича Дмитриевского (1856–1929) и его ученика по Киевской духовной академии Николая Николаевича Пальмова (1872–1934) — на первом этапе исследовательской деятельности литургиста и церковного археолога, а в дальнейшем историка калмыцкого народа. В публикацию включено 26 писем Н. Н. Пальмова к А. А. Дмитриевскому, основная часть которых относится к 1909–1914 гг. В эти годы Н. Н. Пальмов преподавал в Киевской духовной семинарии, а с 1912 г. — в академии, А. А. Дмитриевский же, покинув академию, пребывал в Петербурге в должности секретаря совета Императорского православного Палестинского общества. Эта подборка дополнена двумя письмами А. А. Дмитриевского к Н. Н. Пальмову, датируемыми 1914 г., а также двумя письмами (1912–1913 гг.) Н. Н. Пальмова к супруге своего учителя А. И. Дмитриевской. Публикация продолжает цикл представления архивных документов, связанных с жизнью и деятельностью А. А. Дмитриевского.
В письмах затрагиваются три основные темы: литургические вопросы, связанные прежде всего с исследованиями Н. Н. Пальмова; внутренняя жизнь Киевской академии в контексте проблем духовной школы, с одной стороны, и церковной жизни Киева, с другой; жизнь Астраханской епархии, откуда были родом автор и адресат писем.
В представляемых письмах содержатся сведения, интересные и важные для историков Церкви, духовной школы, богословской науки.
Публикуемые письма находятся в архивном фонде А. А. Дмитриевского в отделе рукописей Российской национальной библиотеки.

Abstract. The publication provides a set of letters associated with the names of the two scholars who have made a significant contribution to the development of russian science: the great liturgist, byzantinist and orientalist alexey Dmitrievsky (1856–1929) and his student at the kiev Theological academy Nicholas Palmov (1872–1934) — at the first stage of his research activities liturgist and church archaeologist, who later on became a historian of the kalmyk people. The publication includes 26 letters by N. Palmov to a. Dmitrievsky, the main part of which relates to the period from 1909 to 1914. During these years, N. Palmov taught at the kiev Theological Seminary, and since 1912 he began to deliver courses at the academy, while a. Dmitrievsky left the academy and moved to St. Petersburg where he was appointed the council Secretary of the Imperial orthodox Palestine Society. This collection is supplemented with the two letters from a. Dmitrievsky to N. Palmov, dating from 1914, as well as with the two letters from N. Palmov to his teacher’s wife a. I. Dmitrievskaya from 1912–1913. The publication continues the presentation of the archival documents related to the life and work of a. Dmitrievsky.
In the letters presented here three main themes are highlighted: first, the liturgical issues related primarily to N. Palmov’s research; then, the inner life of the kiev Ecclesiastical academy in the context of the theological school problems, on the one hand, and of the kiev ecclesiastical life, on the other; third, the everyday life of the astrakhan diocese, which was the homelad of both the author and the addressee of letters.
The presented letters contain valuable information for the historians of the church, of our Ecclesiastical school and of theological science in russia.
The letters in question are conserved in the archival fund of alexey a. Dmitrievsky which is a part of the manuscript Department of the National library of Russia.

Ключевые слова: Николай Николаевич Пальмов, Алексей Афанасьевич Дмитриевский, Киевская духовная академия, Астраханская епархия, богословское образование, историческая литургика

Keywords: Nicholas Palmov, Alexey Dmitrievsky, the Kiev Ecclesiastical academy, the astrahan diocese, theological education in Russia, the historical liturgiology